Обычная история обычного солдата (Пензина) - страница 3

– Так об чем бы еще вспомнить, веселье ж вокруг. – Иван Степанюк отвернулся и прикрыл глаза, видимо не нашел ни чего веселого.

Он парень молодой, после последнего боя уж очень долго в себя приходил, такая трясучка на парня напала, вязать пришлось. Тяжело ему с непривычки. Его в пехоту сослали, за какую-то провинность, но он не сильно рассказывает. Хотя во время боя себя молодцом показал.

Потом уже, как все отгремело, когда вокруг оглянулись, уж больно стало, да не в теле, а душе. Всю её немец поганый выкрутил. Парень рыдал как девица, ели успокоили, да я и сам хоть и бывалый, слезу пускал. Не в первой нам, после боя, когда зубы сводит от отчаянья и тело ломит от ссадин, ран и усталости, еще надо похоронить тех, кому не повезло, хотя…а может и повезло, тут как посмотришь.

Раненых отвезли в госпиталь, мертвых схоронили, а вот нас в новую часть отправили. Долго приезжий капитан говорил, как мы важны нашей родине, как гордится он тем, что мы бой отстояли и не дали врагу пройти дальше, а нам медали пообещали.

Вот вроде бы понимаю, что ладное дело делаем и все правильно и что гордиться надо, да вот только не выходит. Вот только гляну вокруг и хочу на речку с удочкой, да кровать мягкую, да жинку под бочок, и ни какие медали не нужны.

Повернулся к Ваньке и улыбнувшись спросил.

– Ну чего хмурый такой? Глянь, красота, то какая.

– Устал я Толик. От войны этой поганой, от боли, от безнадеги.

– От усталости отдых нужен, вот ты и отдохни, покемарь пока едем. А война, чего уж с ней поделаешь, ведь закончится когда-нибудь. – А я опять про сон свой чудной вспомнил, вот как будто даже и не сон, а я сам там побывал, да ведь такого не бывает. Степанюк видя, что я примолк сказал.

– Ну да ладно, чего уж там горевать, бывает и хуже, вон как у Коромыслова, немец всю деревню спалил, ни кого из родных не осталось, вот это страшно, когда и возвращаться не куда и ни кто не ждет.– Товарищ нахмурился, от чего на молодом лице появились морщины делая его старше, а я кое-что, вспомнив, продолжил.

– То, то, он в последнем бою как зверь лесной на фрица шел.

– Ага, только вот знаешь что странно, вот смотрел я на него, летит вперед всех, а пули как будто отскакивают, вокруг все падают, а он бежит. – Иван почесал макушку, задумавшись, а я ответил.

– Судьба видать такая. – Чего еще скажешь, а сам все забыть не могу, как во сне Клава обо мне молилась, чтобы пули смертоносные мимо пролетели. Может поэтому, я до сих пор жив. Почесав бороду, прислонился ладонью к левой стороне груди и проверил на месте ли мой оберег. Вспоминая, как перед тем как отправится на фронт, жена молитву на плотной бумаге написала, да к гимнастёрке пришила, да наказала, – «чтобы не потерял и всегда с собой носил». Я и носил, вот и сейчас новую форму выдали и первым делом истрёпанную бумажонку к левой стороне пришил. Уж не знаю, что меня защищает, а наказ Клавдии выполняю.