– Может быть, желаете в Южную Америку: Колумбия, Боливия, Эквадор? -
спросили как-то в Никосии предприимчивые латиноамериканцы.
– Где Парагвай? – усмехнулся Леонид.
– Osaso (возможно) и даже, por lo visto (наверное), ciertamente (конечно)!
– А столица Парагвая по-прежнему Асунсьон?
– Асунсьон, Асунсьон!
– Паэлья? – спрашивал Борхес, импресарио, когда они шли обедать в знакомую таверну.
– Большую сковородку, – соглашалась Вероника.
– Вино?
– Вода без газа и кофе эспрессо, пор фавор (пожалуйста)…
Граф кивал в ответ и направлялся к свободному столику.
– Сегодня нежарко, – говорила Вероника.
Пока Борхес делал заказ, Вероника смотрела Графу в глаза и гладила руку.
Граф помалкивал. В голову лезли мысли о предопределённости.
«Достиг я высшей власти…» – сказал однажды Пушкин устами Бориса Годунова. Ну, и что, собственно? Достиг того, о чём всю жизнь мечтал?
Но ведь и действительно, вся эта история началось ещё тогда в середине 80х. Причём, от какой-то совершенно незначащей точки отсчёта. Никоим образом несвязанные, на первый взгляд, вещи: начало перестройки в СССР, неурядицы по службе, свергнутый диктатор Стресснер, бред сумасшедшего Мухина. Казалось бы, какая во всём этом событийном хаосе взаимосвязь?
Если смотреть с высоты птичьего полёта, Асунсьон выглядит очень даже и привлекательно – беленький такой, в сизой дымке на берегу широкой и быстрой реки. А вблизи, ничего особенного – большая каменная деревня.
– Теперь уже можно никуда не спешить, – почему-то подумалось вслух,
– Perce? (почему?) – переспросил Борхес.
– Потому что Володька сбрил усы, но может, и я на что сгожусь…