Вечером я решил прогуляться. Предварительно забежал на кухню. Там уже визуально знакомая толстушка наливала борщ из большой кастрюли. За столом сидел худой мужчина в застиранной и потертой серой рубашке с глазами затраханного кролика. Увидев меня, он нервно дернулся и сделал движение рукой, как будто закрывается от затрещины. Я доброжелательно улыбнулся мужичку. Мою сияющую физиономию он не оценил, побледнел, съежился и чуть не стек бесформенной массой по стулу на обшарпанный линолеум пола. Пухлышка, колыхая тяжелым бюстом, поставила перед ним тарелку с борщом, и торжественно вручила ложку. Мужчинка посмотрел на меня, судорожно сглотнул, затем опустил глаза на поставленную тарелку и усиленно заработал ложкой.
«Блин, да что же с ним такое-то?» — удивился я.
Именно в это время мужичок, на секунду оторвался от трапезы, и искоса стрельнул в меня глазами.
Я улыбнулся ему ещё приветливее, всем своим видом выражая дружелюбие.
Мужик поперхнулся, выплюнул борщ в тарелку, промычал что-то вроде «не надо, Миша, прошу тебя», вскочил, пошатываясь, на заплетающихся ногах, обогнул меня по широкой дуге, и рванул с низкого старта из кухни.
Я проводил спринтера озадаченным взглядом и повернулся к толстушке. А она изображала томную кустодиевскую девушку, опершись ручками на подоконник в ореоле солнечного света, чуть откинувшись назад так, что полы халатика разъехались, обнажая налитые тугой плотью шары грудей, готовые выпрыгнуть наружу, и выставив из-под полы халатика пухлую розовую ножку.
Мадама игриво стрельнула в меня взглядом, лукаво изогнув бровку.
— Ты чего Витьку моего совсем зашугал и из кухни выгнал, безобразник? Мне теперь его успокаивать придется, — нежно проворковала она.
— Я выгнал? — ошарашено переспросил молодку,
— Ты, ты, — подтвердила женщина, прожигая страстным взглядом.
Она медленно облизала язычком губки, и шагнула ко мне. Огромный бюст заманчиво колыхнулся. Почему-то мне сразу захотелось убежать вслед за Витькой. Но усилием воли я героически сдержался. Мадам оказалась совсем рядом, грубо нарушая моё личное пространство. За это в прогрессивном Евросоюзе можно было срубить с неё штраф. Но здесь не ЕС 2000-х годов, а дремучий СССР 80-х, поэтому пришлось промолчать.
— Приходи ко мне завтра утром, слышишь, — томно прошептала медведица, обдавая меня непередаваемым ароматом чеснока и лука, — Я Витю на работу отправлю, и вся твоя буду.
— Обязательно, — нашел силы выдавить я. Быстро дернулся за стаканом воды, но был пойман пухлой лапой и безжалостно притянут к огромным сисям.