Разбитые коленки, царапина на щеке. Хорошо, что у детства короткая память, и Стаска, прислонившийся к Ритиной двери, забудет, как сильно щипался йод и как царапина отзывалась болью при каждой улыбке.
Мальчишка не помнит ни погибшего три года назад отца, ни похорон: тогда он, Стаска, нежданный, но любимый, без четверти трехлетний, держал свечу и смотрел на мертвеца с недоверчивым любопытством – неужели не встанет? Не помнит, как дрожали руки его мамы Катерины, а оплывший воск обжигал ее кожу. Не помнит Ритиных слез; она стояла среди пришедших и плакала, но не по соседу: в тот момент воспоминания о смерти собственного мужа, Степана, непрошеные, загнанные в угол, вырвались и захлестнули.
Часы на правом запястье щелкнули. Стаска поднял голову.
– Мама опять плачет, разбрасывает вещи. Я говорил ей, но она не слушает, и вот, – рука тянется к щеке. – А колено – это я упал на лестнице.
Рита помогает Стаске подняться, открывает дверь.
– Заходи, горе луковое. Голодный?
– Мама ведь не со зла.
Катерина ласковая и нежная, души не чает в сыне; готовит мальчика к школе, учит читать и писать, балует вкусными обедами; не дружит с соседями, но со всеми здоровается. Она преданно ждет мужа из рейса, пишет письма. Стаска молчит, терпит. И не выдерживает, когда мама в очередной раз «вылизывает» квартиру и на последние деньги покупает галстуки и рубашки; готовит праздничный стол.
«Он умер, – говорит Стаска матери. – Мы его похоронили».
Катерина не верит, но потом, видимо, вспомнив, как дрожала свеча, плачет, крушит все вокруг, отталкивает пытающегося ее успокоить сына. Находиться рядом невмоготу, и Стаска сбегает к Рите, соседке со второго этажа.
Рита не знает, почему он ее выбрал: она и детей-то не особо жалует, не улыбается соседским карапузам. Когда Стаска впервые пришел к ней, Рита нашла несколько телефонных номеров и честно рассказала мальчику о том, что случится, если она позвонит хотя бы по одному из них. Стаска внимательно выслушал и ответил, что никуда не хочет без мамы.
Тогда Рита удержалась от звонка. Удержалась и во второй, и в третий раз.
Конечно, слова мальчишки не имели значения. Просто Катерина быстро приходила в себя и спустя пару дней, бледная, но вполне опрятная, стучала в дверь, протягивала гостинцы и забирала сына, чтобы снова сидеть с ним над прописями и раскрасками. И ждать, когда любимый муж вернется из рейса.
– Не со зла, – повторяет Стаска.
Рита думает, что позвонить, все-таки, надо: слишком буйными стали приступы Катерины. Сына калечит.
Часы на правом запястье щелкают.