Стаска замирает со «злом», не успевшим сорваться с языка. Рита набирает воду в чайник, достает чашки и сахарницу. Включает телевизор, он рябит, мигает и заунывно тянет букву «а».
Часы снова щелкают, диктор на экране договаривает фразу. Стаска растерянно мигает, глядя на накрытый стол.
– Опять фокус с часами?
Рита кивает.
Она не любит гостей, так и не привыкла притворяться. Подвижная и деятельная, Рита ненавидит проводить свои длинные секунды, не имея возможности сделать что-то полезное – что угодно, только бы не терять время. Свое время, никому не заметное. Пространство между рывками секундной стрелки, расстояние от щелчка до щелчка.
О волшебных часах Рита рассказала Степану после свадьбы: ведь глупо поделиться с человеком жизнью, а тайну нести одной. А Стаска оказался слишком наблюдательным.
Однажды часы щелкнули, когда мальчик, по Ритиным соображениям, должен был спать. Воспылав праведным гневом, экранный герой поднял руку на героиню, да так и застыл в смешной и страшной позе. Рита вздохнула, принялась убирать со стола. К тому времени, как часы снова щелкнули, она успела вытереть крошки и сменить платье на уютный халат.
Стаска, оказывается, не мог заснуть, поэтому изменения, произошедшие в один миг, удивили его и озадачили: стол без чашек, конфеты «Цитроны» и «Ласточки», из которых мальчик строил пирамидку, – снова в вазочке, а сама Рита в другой одежде, распущенные волосы вместо обычного пучка.
Тогда получилось отшутиться: тебе померещилось с сонных глаз.
В следующий раз отшутиться не удалось.
Стаска смотрел на нее с обидой и требовал, уговаривал… И Рита не выдержала, выложила ему все начистоту: мол, часы на ее правой руке достались от бабушки, а той – от прабабушки, а прабабушка была ведьмой.
Часы могут останавливать время – растягивать секунды, по ощущениям – минуты на четыре максимум. Показать? Могу, только если возьмешь меня за руку. Правда, я не знаю, сколько нам ждать, так что держись крепче, Стаска. Может быть, долго. Когда бабушка была жива, часы растягивали сорок вторую секунду двадцатой минуты каждого третьего часа. А потом, видимо, сломались: в иной день время вообще не останавливается – но это лучше, чем растягивать его каждые полчаса, как случилось однажды. Ну а в среднем, мир вокруг замирает пять раз в день. Замирает только для меня, ну и для того, чью руку я держу. Остальным этого не понять, у них же нет часов… А в школе я решала задачки быстрее всех, пока другие застывали, наклонившись к тетрадкам; успевала списать нужные формулы и даты. Иногда шутила, пачкала мелом спины, воровала карандаши и ручки. Даже кнопки, помнится, подкладывала…