Джефф стоял на лужайке. Ровно подстриженный газон, напоминающий прическу соседа Боуи, велосипед, бабочки и редкие машины, в этот ранний час проезжающие мимо. А сына нет. Он тихонько его позвал, оглянулся на свое окно. Жена еще не в курсе, но у него забилось сердце. «Что же я наделал!» – мелькнуло в голове. Он снова позвал. Но сына как будто не бывало…»
Джон Фаулз отложил карандаш и хрустнул от удовольствия пальцами. Катарсис!
Слабак и трус, дрожащий при одном упоминании имени миссис Грейс, на страницах рукописей мог себе позволить убить хоккейной клюшкой белку-летягу, залетевшую к герою в окно («Безупречный день»), или нажать на газ грузовика в момент, когда дорогу перебегает лось («Лесная поэма»), или же загрызть долгожданного сына старика Грейса (соответственно – «Великая потеря»). Удовольствие, как если бы это происходило на самом деле.
Извини, друг мой Джефф, за собаку. Размазать твоего сына по асфальту кадиллаком пьяного Джима слишком банально. Не обессудь, но я продолжу рассказ:
«Из-за боли собака видела перед собой маленький, окруженный тяжелой тьмой, овал – такой, как если смотришь в бинокль. И в этом светлом овале стоял мальчик, закричавший слишком поздно – когда только услышал низкий, грудной рык свихнувшегося от бешенства зверя.
Джефф побежал. Ужасное это чувство – тревога, смешанная с паникой. Вот он, вот здесь, за углом! Но старик ошибся стороной.
Дэвид уже всё понял, попятился, но пес прибавил ходу и, на секунду замерев в трех футах от ребенка, молниеносно прыгнул. Клыки, нацеленные в глотку….»
Джон Фаулз подпрыгнул на стуле и вскрикнул как школьник – потому что вдруг дверь с грохотом распахнулась и в комнату ворвалась миссис Грейс.
– Прогони! Прогони! – визжала она, опрокидывая стол. Ноутбук кубарем полетел на пол и ударился в стену, стакан разбился, а виски пролилось на рукопись и ковер Дороти. Миссис Грейс, как кобра, напала на бумаги и принялась их рвать.
Джон Фаулз, поздно пришедший в себя, схватил ее за руки и швырнул на софу.
– Что ты тут делаешь? – выкрикнул он.
Миссис Грейс, распластавшись в позе краба, смотрела на него мутными глазами.
– Что ты тут делаешь, мать твою? – повторил Джон.
Она еще долго лежала в ступоре, разглядывая стены, потолок, свои руки, гневного беллетриста, но наконец встала.
– Дэвид, – прошептала она.
Джон отодвинул шторку. Маленький Дэвид на лужайке пытался слезть с велосипеда.
– Ты его ненавидишь, – сказала она, пытаясь сглотнуть вязкую слюну. – Вы оба нас ненавидите. Вы, мерзкие, бесплодные твари! Я вас убью, если с ним что-нибудь случится!