Часы на городской ратуше показывали около четырех часов ночи, когда «Москвич» вновь подрулил к парковочной площадке. На улице было еще темно и ни души. Господин Гюнтер, озираясь по сторонам, направился в сторону парикмахерской. Причины своего неожиданного возвращения он и сам не мог понять. Он в душе допускал мысль, что этот мощный русский может поджечь его небольшое заведение. У старика отлегло от сердца, когда он увидел знакомые очертания. Он и вовсе успокоился после того, как открыл дверь. Русский спал крепким богатырским сном, только его собака при появлении вошедшего стала негромко взвизгивать. Желание накрыть стол вооруженному бандиту у старика то возникало, то пропадало. Человеческая доброта в конце концов победила. Без всякого сожаления цирюльник вытащил из холодильника все съестные припасы и выложил их на стол. Не дрогнула его рука и тогда, когда он с большим трудом вытащил из подсобки чемодан с вещами, которые уже изрядно «постарели». Он давненько собирался все эти тряпки отвезти Алексу, но все заедала текучка…
Застолье в парикмахерской продолжалось до семи утра. Доселе незнакомые мужчины, старый немец и молодой русский сидели за столом и смотрели друг другу в глаза. Делали это они оба без страха. Кузнецову, который хорошо отдохнул и продолжал «хавать», немец по-настоящему нравился. Дед, как ему казалось, на все сто процентов был социалистическим человеком, интернационалистом. Александр в душе на себя немного «накричал», что почти все это время держал старика на мушке автомата Калашникова. Он со слезами на глазах на русском языке благодарил немца, что тот не выдал его полиции, дал ему кров и даже позволил ему помыться в душе. Цирюльник, чувствуя душевное тепло русского, в ответ ничего не говорил. Он только смеялся и временами позволял себе прикоснуться руками к его плечу. Молодого беглеца, одетого в добротный спортивный костюм и приличные кроссовки Алекса, сына старика, иногда такой «привет» хозяина не устраивал. Он, шевеля челюстями при поглощении очередного продуктового деликатеса, внимательно поглядывал на плешивого старика и приговаривал то по-русски, то по-немецки:
– Хорошо делаешь, товарищ немец… Данке, спасибо. Данке, геноссе…
Немец, слегка раскрасневшийся от вина, и без слов понимал знаки благодарности того, кто оставил советский гарнизон. Он много раз в душе благодарил преступника, который сохранил ему жизнь. Он поэтому сквозь пальцы смотрел на исполина, который очень рьяно исполнял «обычай» русских. Крепкое вино быстро брало верх над разумом изголодавшегося по человеческим порокам беглого солдата… Кутеж прервал стук в дверь, через пару секунд он повторился, затем раздался чей-то голос. Оставаться здесь, тем более, прятаться в подсобке хлебосольного деда, Кузнецов не решился. Он быстро подошел к окну, раздвинул большие и толстые занавески, затем провернул рукоятку на раме и выскочил вон. Каштанка последовала за своим хозяином…