Новоявленный сумасшедший был лицом известным. Он приходился внуком первому русскому историку князю М. М. Щербатову. Дружил с А. С. Пушкиным, посвятившим ему в юности строки о звезде пленительного счастья. Полагали, что с Чаадаева писал своего Чацкого А. С. Грибоедов. Сам же Пётр Яковлевич заботился о том, чтобы придать интригу собственной жизни. В 1820 г., к примеру, столичный свет потрясло известие о его отставке. Карьера 26-летнего Чаадаева складывалась блестяще. Герой 1812-го года, один из самых образованных офицеров, он готовился стать флигель-адъютантом императора. Кто-то видел в нём нового М. М. Сперанского, просвещённого советника царя. Именно в этот момент, Чаадаев подал в отставку. «Меня забавляло, – писал он тётушке, – выказать моё презрение людям, которые всех презирают». Что именно это были за люди, он не уточнил. Чаадаев отправился в заграничное путешествие, потом поселился в Москве и зажил тихой жизнью философа. Однако такое существование лишено было игры и никого не сбивало с толку. И тогда Пётр Яковлевич, образцовый аристократ, завёл камердинера, Ивана Яковлевича, не уступавшего хозяину манерами и щегольством. Слугу, бывало, принимали за господина, и лишь затем к посетителям выходил сам Чаадаев. Мистификация удавалась на славу. Быть не тем, кем слыть, совершать нежданные поступки, будоражить умы – такую роль избрал Чаадаев в молодости.
А что же дама, которой предназначалось «Философическое письмо»? Кто она, муза первого русского философа? Вопрос этот живо интересовал современников, и в их числе полицию. Принялись за разыскания: адресатом крамольного письма сочли давнишнюю знакомую Чаадаева Екатерину Дмитриевну Панову. Их подмосковные имения находились по соседству, и в 1828 г. они часто виделись и беседовали о религии. Как-то Екатерина Дмитриевна прислала Чаадаеву записку. Ей казалось странным, что, последовав религиозным наставлениям Петра Яковлевича, она почувствовала нервное возбуждение и нездоровье. Чаадаев немедленно сел за ответ, но по ходу дела мысли его приняли другой оборот, он стал рассуждать о том, что давно назрело и просилось вылиться на бумагу – о судьбе России. Получились 8 «философических писем», первое из которых спустя годы оказалось в «Телескопе». В связи с делом о злосчастном письме Панова была вызвана в Московское губернское правление и расспрошена на предмет состояния ума. Идею проверить её душевное состояние подкинул московским властям муж Екатерины Дмитриевны. Промотав собственное состояние, он хотел бы приняться за состояние супруги, но она никак не соглашалась подписать бумаги на его имя. Василий Панов держал жену взаперти, морил голодом, грозил сумасшедшим домом. И вот теперь, когда шло следствие по делу о «Философическом письме», господину Панову представился удобный случай избавиться от супруги – если её признают сумасшедшей, имения отойдут к нему по праву опекунства. В своём обращении в московскую управу Панов писал, что давно уже замечал у жены признаки сумасшествия. Следователи приступили к дознанию. Довольна ли Екатерина Дмитриевна своим местом жительства? Довольна. Исповедует ли законы духовные? Исповедует. Вот и во время недавнего польского восстания молилась – за поляков, потому что они сражались за вольность. Отвечать так могла только сумасшедшая, ибо кто же в здравом уме станет молиться за врагов императора и отечества? Приговор властей был неумолим: психиатрическая лечебница.