– Что-то я вчера несколько перебрал, голубчик. Как-то мне нехорошо! Отведи меня в столовую. А что за барышня у нас сегодня?
– Да все та же, ваша светлость, что и прошлого дня. Наталья Ивановна-с. В постели еще-с. Девкам не велели входить. С вами всю ночь провели-с. Просили вашу милость к ней…
– А-а-а-а!
Протянул ошарашенный Давид, пытаясь придумать, что делать дальше. Не есть же еду, которая истлела больше двухсот лет назад…. Не спать же с девушкой, которая старше тебя на те же двести лет…
– Ваша светлость, парик сейчас прикажете или после стола?
– Давай после… Пошли, проводишь меня, где еда. Хоть посмотрю, что ли…
Лакей засеменил вперед. Обезьянка соскочила на пол и быстрыми прыжками обогнала старика. Давид за ними зашел в такой же огромный зал, который, видимо, считался столовой. Длинный, персон на двенадцать, стол был уставлен красивыми тарелками с блюдами, супницами, бутылками и прочим. Во главе стола стоял набор пустых тарелок и лежал один комплект позолоченных приборов. Возле стен замерли трое безмолвных лакеев. Давид сел в удобное бархатное кресло. Лакеи всем своим видом изобразили готовность служить, но знака от старшего не получали. Обезьяна начала наматывать круги вокруг Давида, издавая неприятные и резкие звуки. Было очевидно, что ей что-то не нравится.
– Кыш, шишига! – Крикнул старый лакей. Но животное не унималось. Старик схватил большую салфетку со стола и начал ею угрожающе размахивать. Молодцы у стен тоже подключились к атаке на животное. Обезьяна наконец отбежала в дальний угол комнаты и притихла.
– Милый, извини, забыл, как по имени будешь….
– Иван Кузьмич, ваша светлость…. Уж шестой десяток лет…
– Хорошо! Отпусти парней-то. Я хочу с тобой с глазу на глаз побеседовать.
Старик грозно взглянул на застывших лакеев, и они на цыпочках исчезли из столовой.
– Налей-ка мне, Кузьмич, воды. Пить после вчерашнего сильно хочу.
– Ясное дело! А чего ж воды? Мож рассольчику? Глашка свежий налила.
– Не, сказал, воды!
Лакей засуетился, нашел на столе воду и налил в хрустальный стакан. Давид медленно сделал один глоток. Вода как вода. Но какой-то привкус Давиду все-таки померещился. «А если я здесь останусь навсегда? Кошмар! Человек ко всему привыкает. Хорошо, что Зубов, то есть, я – богатый. А если в крепость посадят? Они же варвары!»
Тут раздался какой-то шум, шелест чего-то непонятного и топот женских каблучков. В залу вбежала совсем юная девушка, лет семнадцати, в чем-то мерцающе-шелковом и розовом, видимо в пеньюаре, накинутом на атласный корсет, с роскошными распущенными волосами.