Партийный билет в нагрудном кармане (Артемьев) - страница 78

– За последние две недели ни акций, ни арестов не проводилось. Эрик, мне кажется, ты похудел.

– Вес прежний, но ненадолго.

– Что ты имеешь ввиду? – Эрнст, не понял.

– Не важно.

Эрик, поднялся и подойдя к Родопулусу, положил ладонь на стол. Вот теперь писатель догадался, он незаметно накрыл своей рукой ладонь Эйха. Передача записки состоялась.

– Ты сейчас к кому?

– У меня два стандартных посещения. После тебя загляну к женщинам.

– Лоре, передай, что… Хотя, нет, это я ей сам скажу при встрече. Мои слова не для чужих ушей.

Эрик, намекал на то, что их подслушивают. Писатель, сразу кое-что вспомнил:

– Как твои записи? – Родопулус, посмотрел на стол, где лежала тетрадь.

– Да. Пишу, чтобы мозги в форме держать.

– Можно взглянуть?

Эйх, кивнул. В тюрьме он вернулся к юношескому увлечению стихами. На страницах в синюю клетку между строчками маленьких шатающихся букв складывающихся в философские изречения заключённого, в промежутки между текстом, Эрик вставлял свои не мудрёные стихи. Родопулус, ещё раньше ознакомленный с творчеством руководителя УРА, считал его интересным. Полистав тетрадь, он остановился на последней заполненной странице. С одной стороны разворота тетради, на всю страницу, глядело в белый мир камеры стихотворение:

****

Солнце меркнет от хохота глупого

Наливаются желчью глаза

Я ненавижу своё бессилие

И силу своего врага

Нехорошее, пьяное, глупое

Беспокойное вороньё

Бьёт клювом меня по темени

Бьёт клювом меня давно

Пистолетные выстрелы мятные

Хорошо лёг на палец курок

Не способность себя возвеличивать

Убивает в тебе вождя

А, без этого посоха царского

Тебе не видать никогда

– Неплохо. Даже очень. – Эрнст, взял в руки карандаш. – Если позволишь, я бы последнюю строчку немного подправлю. – Не дожидаясь разрешения Родополус, склонившись над тетрадью быстро что-то написал. – Вот так.

Эрику, стало любопытно, он взяв тетрадь в руки прочёл на правом листе. – «Ваши планы известны Кнуту». – Писатель предупреждал, он не знал, что затеяли ребята, но то, что что-то они готовили у него не вызывало сомнений.

– Умм. Да, так, пожалуй, лучше. – Эрик, выдавил улыбку. – Сразу видно руку мастера.

– Мне пора. Хочу до обеда с товарищем Вайнхофф поговорить.

Писатель и революционер попрощались. Дверь камеры лязгнула, Эрик опять остался один.

Через два дня после посещения Родопулосом изолятора ПУ, Лучи начали голодовку, одновременно послужившую сигналом для пятёрки Гана к началу действий.

Пятёрка Гана состояла из ветерана Отто Фетке, с прострелянным тогда на первой, для всего УРА, акции бицепсом. Курта Мана – молоденького максималиста, стриженого фанатика и пришедшими в партию одновременно с ним парой родственников – братом и сестрой Арк. Эндрю Арк, двадцать семь лет, старший брат, смешной толстячок – круглолицый, круглоглазый, нос крючком с недовольным ртом, отсутствием подбородка, только с виду, был похож на мямлю, на самом деле, он имел железный характер и упрямство камикадзе. По сути, и он, и его сестра Гера, поэтапно, на законных основаниях дополняли фанатизм группы, изначально привнесённый в неё Куртом. Гера Арк, красивая, маленькая, как тринадцатилетняя девочка, брюнетка с длинными сверкающими на солнце, синими искрами чёрной ночи, волосами. Чистое лицо ангела, обрамлённое антрацитовыми занавесками волос, дополняли большие синие глаза. Миниатюрный рот с нижней губой более пухлой и нежно изогнутой по сравнению с верхней тоненькой, по-детски розовой. Трудно представить, что в таком неземном существе одновременно могли уживаться любовь и ненависть, нежность и твёрдость, желание жизни и жажда смерти. Тем не менее она вместе с братом успела доказать свою состоятельность, как одна из самых жёстких, оставшихся на свободе, бойцов УРА.