Как же бывает жаль, когда всего одного рукопожатия не хватает для того, чтобы познакомиться с интеллектуально близким тебе человеком.
Мне не хватило всего ОДНОГО рукопожатия для того, чтобы познакомиться с Норой Галь.
Я был знаком с её "товарищем по цеху", соратницей, и в чём-то даже соперницей, тоже легендарной советской переводчицей Ириной Гуровой. С Ириной Гуровой я познакомился через её близкого родственника, моего старшего товарища Леонида Кульницкого. Лёня нежно называл Ирину Гавриловну "тётенька". И был в числе самых первых слушателей её переводов, наряду с её мужем, известным переводчиком и филологом Павлом Сергеевичем Гуровым.
Занятно, что знаменитые переводчицы были соседками. Нора Галь долгие годы жила на Сретенском бульваре, а Ирина Гурова на Чистопрудном. Я живу поблизости, и хорошо представляю себе, как они встречаются у магазина «Чай» на Мясницкой, и Ирина с любезнейшей улыбкой задает вопрос: «Ну что, Нора, по-прежнему считаешь, что слово КОМПЬЮТЕР не приживётся? А??». Известно, что Нора была лингвистической пуристкой, и не терпела неологизмов, особенно английских. Ирина же, наоборот, активно пользовалась «бластерами» и считала, что если всем понятно – значит можно. Здесь они расходились.
***
А вот в чём они были едины, так это в неприятии канцелярита. Призыв «Берегись, канцелярит!!» выглядит очень актуальным для современных копирайтеров. Не только «Копирайтер, берегись! Перед тобой махровый канцелярит !!» Но и «Канцелярит, берегись! Перед тобой – современный, образованный, профессиональный копирайтер !!»
Многие считают, что Нора Галь первой выступила с критикой канцелярского стиля. Это совсем не так.
Раньше чем Нора против канцелярита, причём используя именно этот термин, выступал Корней Чуковский. В его книге о языке «Живой как жизнь» шестая глава так и называется – «Канцелярит». На Чуковского Нора Галь, по крайней мере, ссылается. Она не ссылается на Константина Паустовского с его развёрнутой статьёй «Живое и мертвое слово», в которой писатель возмущался «убогой эстетикой канцелярского стиля». А раньше Паустовского Чехов писал: «Какая гадость чиновничий язык… Я читаю и отплевываюсь… Неясно, холодно и неизящно: пишет, сукин сын, точно холодный в гробу лежит”. А ещё раньше – Достоевский: «Если теперь иному критику захочется пить, то он не скажет прямо и просто: принеси воды, а скажет, наверное, что-нибудь в таком роде: – Привнеси то существенное начало овлажнения, которое послужит к размягчению более твердых элементов, осложнившихся в моем желудке». Это что, разве не про канцелярит??