Таня весело засмеялась. Леся улыбнулась, надеясь, что ее улыбка не выглядит жалкой. Спазм в животе, возникший после упоминания о попытке самоубийства Дианы, отпустил, но в голове словно взрывались один за другим фейерверки. Собрав волю в кулак, не дав себе наброситься на Таню с подозрительными расспросами и даже сумев немного поболтать о меню, Леся, выскочила на улицу, накинув куртку. Максим и Таня прошли мимо нее к подвалу. Максим нес корзину для овощей.
Морозный воздух обжигал. Леся прогулялась по двору и вышла за калитку. Далеко впереди, на дороге вдоль поля, ведущей к реке, маячили на белом две темных фигуры, Андрея и Кости. Ее окликнул со двора Дима. Парень радостно прокричал:
— Ура! Свет дали! Сейчас перезапустим систему, придется ненадолго весь дом отключить.
— Ой, — встревожилась Леся. — Там же Таня и Макс, в подвале.
Она нашла приоткрытую дверь в подвал и шагнула на лестницу, как раз когда погас свет, а Дима с грохотом поволок по двору тележку с какими-то инструментами. Леся застыла, прислушиваясь, привыкая к полутьме, боясь сделать неверный шаг по крутым ступенькам, и уже решила, что Макс и Таня вышли незамеченными, как внизу послышался шорох и тихий голос:
— Нас будут искать.
Голос Тани прозвучал так странно, что Леся, открывшая рот, чтобы позвать ребят, застыла в молчании.
— Еще немного, — тихо сказал из темноты Максим.
Леся замерла на самом верху лестницы. Глаза медленно привыкали к полумраку. Потолочная балка закрывала ее от молодых людей внизу, дневной свет из приоткрытой двери слабо освещал две фигуры у высоких полок с ящиками. Таня стояла спиной к Максиму, и тот крепко обнимал ее. Девушка, наклонив голову, прижималась щекой к руке молодого человека.
— Боишься? — спросил Макс.
— Да, — до Леси донесся тихий выдох, — как раньше, темноты и одиночества.
— Прости.
— Давно простила.
— Давай уедем. Вместе.
— Раньше нужно было звать с собой. К тому же, мы давно мечтали встретить Новый Год все вместе.
— «Мы» — это ты и Денис?
— Конечно. Ты меня ему сам подарил. Подал на блюдечке. И об этом забыл?
Леся боялась вздохнуть и шевельнуться. Максим помолчал, потом проговорил голосом, полным боли:
— Я могу тысячу раз попросить прощения, но ты не передумаешь? Так?
— Так, — эхом откликнулась Таня. — Четыре года прошло. Мы с ним четыре года сближались. Он сближался. Все ближе, ближе, пока не стал совсем близок… Макс, не сжимай так, ты делаешь мне больно. Зачем ты вернулся?
— Тебя увидеть хотел.
— Соскучился за четыре года? Уже не боишься? Ты ведь так испугался тогда.
— Прости.
— Я давила? — спросила Таня. — Принуждала тебя?