Лагерь нашего спецназовского отряда "Ярило" был рассчитан всего человек на триста, не более. Он представлял, из себя, два ряда палаток - человек на двадцать каждая, с настилами в два яруса для солдат и металлическими койками для офицеров. Старшие офицеры жили в своих палатках с одними только железными койками, по восемь мест на палатку, и с тумбочками. В такой палатке, как скоро выяснится, предстояло жить и нашей съёмочной группе.
В наличие был ещё командирский вагончик, а также большая квадратная палатка типа баня или помывочная, что я определил по большому баку для воды на крыше. Бак был чёрный и нагревался солнечной энергией как следует.
Также был офицерский туалет из грамотного дерева, а также и немеряной длинны солдатский туалет, из каких-то местных кривых досок и прочих неликвидов.
Был большой брезентовый тент столовой. Несколько беседок - как бы увитых плющом или чем здесь полагается. Был загончик для одной рождественской свиньи и рыжая собака породы, вроде как, буль-мастиф, возможно, родственный ему ублюдок - как позже выяснилось, сука, - гуляющая на цепи вдоль железного троса вокруг и дальше от загончика свиньи. Собака на нас внимания не обратила, свинья спала в специальном фанерном укрытии и по жаре никому не показывалась.
Имелась в расположении отряда "Ярило" и спортплощадка с кожаными манекенами для отрабатывания ударов спецназовских рук и ног, и деревянные фигуры для метания ножей, штыков и лопат. А также в больших количествах просто гири, гантели и всякие штанги для качания, не говоря уже о турниках. Ещё в отдалении стояла машина типа прибалтийский "Рафик", советская "Скорая помощь" - но стояла она без колёс, на кирпичах.
Короче, лагерь нашего теперешнего обитания был тих и пустынен - видимо, основная часть бойцов в настоящий момент пребывала где-то на выезде, вне зоны постоянной дислокации.
Замполит Акула завёл нас в палатку - крайнюю слева, последнюю от входа. На соседней палатке красовалась табличка "Штаб". Около нашей же стоял флагшток с российским триколором - большой кинорежиссёр и спецназовец Григорий Чухрай до самой смерти называл его "власовским". Это я узнал от бывшего мужа одной его внучки, с которым сочинял пьесу "Ущелье вечных", про неживых и полумёртвых десантников и талибов. Перед шестидесятилетним юбилеем победы во второй мировой это было модно - сочинять на тему героев войны. Мы конечно над этой темой просто надругались. А что в ней хорошего?
- Вот ваши три койки, располагайтесь, - указал нам Акула, - Будьте как дома. И все вопросы решать строго только через меня.