Они неторопливо шли пешком.
– Скажи, а почему ты развелся с женой? – задала Нина вопрос, который занимал ее во время свидания. Сейчас, когда почти стемнело, ей было легче его задать.
– Тебе правду сказать? Если ничего не приукрашивать, то разлюбил, начал изменять, не с кем-то конкретным, а так, с кем придется. Потом мне надоела эта игра в кошки-мышки. Честно ей сказал, что больше не могу. Ну что, теперь не будешь со мной мороженое есть? – он усмехнулся.
– А долго вы вместе прожили? – она проигнорировала шутку.
– Семнадцать лет. Дочке тогда 16 было. Вот только ее мне жалко и было. Жена всякого бреда ей про меня наплела, так что дочка лет десять не общалась. Потом стала взрослой, может быть, что-то поняла в жизни, и когда я ей однажды позвонил, она не бросила трубку. Теперь общаемся, внуки ко мне хорошо относятся.
Нина молчала. Она не понимала, что значит, разлюбил, зато прекрасно представляла, почему дочь долгие годы не общалась с отцом – очень трудно простить предательство. Ведь Семёнычу кажется, что он изменял только жене, а по сути, он изменял семье, а значит, предал и дочку. Зарождающаяся симпатия куда-то испарилась. Теперь из неглупого и расторопного мужчины он вдруг превратился в циника.
Она поежилась, Семёныч засуетился и стянул с себя ветровку, чтобы накинуть на плечи Нине.
– Спасибо, не нужно, мне не холодно, – она помолчала, а потом спросила:
– Скажи, а зачем сейчас, после того, как ты столько лет был в разводе, вдруг начал искать серьезные отношения? Зачем они тебе?
Нина могла бы и сама ответить на этот вопрос. Все рассуждения о возрасте разбиваются о простую, как доска, правду: годы всё равно берут своё. Страшно оставаться совсем одному, когда жизнь стремительно катиться к закату.
Они продолжали медленно идти, Нина немного устала, ей хотелось опереться на что-нибудь, но взять под руку Семёныча не было никакого желания. Вместе с заходом солнца, улетучился и тот летний романтический флёр, который охватил ее, когда они ели мороженое.
– Я изменился, ты ничего такого не подумай, – Семёныч вздохнул и под его ногами хрустнул какой-то камешек. – Раньше мне казалось, что одному жить проще. Был у меня как-то случай. Лет 7 назад я попытался жить с одной женщиной, она переехала ко мне. И всё бы ничего, но каждое утро, когда я выходил на кухню, меня просто бесило, что моя чашка стоит не на месте. Я ее всегда оставляю на столе, мне так нравится, а утром, глядь, она в сушке, вместе с другой посудой. Говорю ей: «Не убирай мою чашку вечером со стола, пожалуйста». А она глазами хлопает и отвечает: «Так некрасиво же, порядка нет, вся посуда должна стоять вместе». Вот спрашивается, какого лешего, ты решаешь в моем же доме, что красиво, а что нет? Короче, не смог я с ней быть. Но сейчас всё по-другому. Я стал проще относиться к людям, к чужим заморочкам в том числе. Мне на эти чашки теперь наплевать, главное, чтобы в душе покой был, а без доброй женщины рядом это невозможно. Ну а ты почему решила искать пару? – Семёныч закончил свой монолог вопросом.