Есть люди, которые боятся полной луны, но ведь она такая яркая, большая и красивая, только и осталась неизменной. Она одна осталась с нами навсегда из нашего детства.
В такие вечера мне хочется оглянуться и почувствовать там, сзади, в сгустившихся сумерках, лунную дорожку, бегущую за кормой парохода.
Но до этих мыслей еще ой как далеко, а сейчас я сижу в своем тулупе. Впереди как всегда мигают створы и слышится родное, плиц-плиц.
Просыпаюсь я уже в каюте. Встаем мы с братом поздно. И понимаем, пароход опять стоит. Мы одеваемся и идем в папину каюту. Папка спит после вахты, и будить его нельзя. Мамки нет. Мы идем к ней в её багажную кассу, где мамка разглядывает свои бумажки, считает их.
Увидев нас, мамка кормит нас тут же в каюте и ведет мыться в душ. Мы стоим в Томске долго и она хочет сводить нас в город.
Я впервые надеваю шелковое платье, которое мне сшили еще зимой на вырост. Платье красивое, белое с редкими мелкими незабудками, с поясом. Я кружусь и подол платья развевается. Я счастлива обновке. И вот мы торжественно идем по трапу нарядные и праздничные. Берег высокий и с пристани в город ведет длинный деревянный виадук, огороженный перилами. Наконец, мы проходим здание речного вокзала и оказываемся на шумной площади перед ним. Недалеко от выхода множество тёток и бабок торгуют разной всячиной с огородов. Мы видим тётку, торгующую таежной черемухой, и мамка покупает нам по кулёчку, свернутому из листов, выдираемых из какой-то толстой книги. Наше счастье продолжается. Мы обгрызаем черёмуху, выплёвывая косточки, брат на дорогу, я в руку. Дойдя до очередной урны, я бросаю, прилипшие к ладошке косточки, машинально вытирая слипшиеся ладошки о подол нового платья.
Каких бы ягод я не пробовала после, до сих пор нет для меня ничего слаще тех таежных черемух с их неизбывным ароматом.
Густое, тягучее тепло сибирского августа, высоченное, бездонное небо, одуряющее солнце, пыль от трамвая, и мы с братом идем с обеих сторон от нашей мамки, обсасывая косточки от черемухи, липкой, сладкой, огромной, сочной и брызгающей густым соком.
Мы идем пешком, нам близко до центра. А вот и вход в Ботанический сад. Это красивая, старинная, высоченная арка с лепниной и вензелями. Чугунная, старинная же ограда, кованая, и тоже в узорах и вензелях. Ограда такая высокая, что деревья из этого сада свешивают через неё только свою крону.
С обеих сторон центральной арки – входы из арок поменьше.
Но нас это совсем не интересует. Просто моя память, утаивающая от меня до сих пор многие важные события моей жизни, а может быть, отправившая уже эти события в небытие, не захотела закрыть пеленой беспамятства этот день, и я его помню. Так, как-будто вижу его в кино про себя.