– Опять эти архаровцы на яру катались. А я встретил их учительницу, она сказала, завтра опять им не приходить.
Я засыпаю. Мне снится наша учителка, летящая с горы на санках с развевающейся косой и в мокрых штанах из чертовой кожи, как у нас.
Кто из нас будет спорить про то счастливое время, когда оно было густым и тягучим.
До школы, школа. Обед и после обеда. Время до прихода родителей, потом до ужина. После ужина и перед сном. Я нахожу всему этому мистическое объяснение. Наш клубок отмерянной нам жизни был новым, нитки нашей жизни лежали в первородной плотности и разматывались с небольшой скоростью. К старости клубок сильно поредел, ведь из нитей, данных нам Творцом в Земной путь, мы уже сплели огромное кружево своей жизни. Каждый из нас сплел своё. Своей вязью. И клубок жизненной энергии стал реденьким и не таким тугим. И разматываться он стал так быстро и стремительно, что мы иногда подсознательно уходим от суеты, чтобы не потратить последние нити на ненужные петли.
А тогда, когда деревья и мы были одинаково «большими», мы тратили свою жизненную энергию и нити времени с таким энтузиазмом и лёгкостью, ведь перед нами лежала всего лишь первая осознаваемая вечность – целых десять лет школьной жизни. И сколько еще вечностей было впереди.
На следующее утро мы с братом просыпаемся от тепла поленьев, затрещавших в печке от возмущения, что их бросили на холодную, остывшую за ночь решетку.
Моя школьная программа легко вписывалась между катаниями с яра на реку, между походами в кино и в гости к бабушке. И о ней, об этой программе мне вспомнить нечего. Я давно уже читала свой букварь спереди назад и сзаду наперед. С моим братом, которого я с большим энтузиазмом обучала всему почерпнутому мною, мы давно пересчитали всё в нашем доме и вокруг. Глотки у нас были луженые, и мы частенько пели с ним вдвоем школьное задание по пению. Вернее, втроем, т.е. вмести с нашим неиссякаемым энтузиазмом: «У дороги чибис, у дороги чибис. Он кричит, волнуется чудак. Ах, скажите, чьи вы, ах, скажите, чьи вы…».
Песня нас неимоверно захватывала своими перипетиями и драматизмом.
Кто такой чибис, я и сейчас представляю смутно. Но для меня он остался, этот чибис, навсегда таким серо-коричневым и заботливым.
Как наша мамка выдерживала эту артиллерийскую канонаду наших песенных способностей, я не знаю. Но думаю, что это была одна из основных причин, почему нас не держали дома.
Когда сейчас дети скучают и растут хлюпиками, мне их искренне жаль. Вместе с первородной наивностью незнания в них пропал огонь радости узнавания.