Дома моей души (Позднякова) - страница 76

Но вот именно сейчас обоз проезжает, и мы бежим в клуб.

Когда после пяти-шести фильмов у нас начинает трещать башка, мы несёмся к нашей бабушке. Она переехала вслед за нами и за своим буксиром. И ей выделили комнату в полуподвале дома, через улицу от нашего. Комната была светлая, с печкой и полатями, которые бабушка соорудила сама по своим задумкам.

Она ждет нас и начинает готовить нам вкуснятину.

Это, я так думаю, был, «приэкономленный» бабушкой от рейсов, яичный порошок. Из которого она готовила нам большущую сковородку чего-то пышущего жаром и ароматно булькающего. Бабушка священнодействовала при нас. Она лезла на полати. Доставала оттуда маленький мешочек, топила на плите молочный круг, специально купленный у бардовозов. И мешала несколько ложек порошка из мешочка с молоком и еще с чем-то.

Мы уплетали огромную сковородку, не заботясь об этикете, нам было некогда. Выборы продолжались, а значит, и кино тоже.

Зима пролетала так быстро, что мы не успевали насладиться ни военными баталиями в построенных нами снежных крепостях, ни катанием на замерзших лужах на своих задницах, первоначально прикрытых новенькими дохами из каких-то зверьков, маленьких и тоненьких. Название которых я забыла. К весне моя задница, как и моего брата, и других обладателей этих дохлых дешевеньких дошек, купленных нашими родителями в низовьях реки за бесценок, как пошив из отходов, вновь ехала лишь на штанах из чертовой кожи. И на остатках той самой мздры, о которой шутит Задорнов, из которой когда-то в начале зимы торчали ворсинки меха. Сам мех оставался к этому времени на плечах и на груди. И все мы напоминали в конце зимы викингов, вернувшихся из похода с клочками шкур на их торсах. Мое «парадное» пальто было предназначено исключительно для школы.

Так я с моими друзьями – однокашниками и отскакала весь свой первый класс по ямам, канавам и снежным горкам нашего детства.


Глава 16

Брат мой, Вовка!


Парой лет позже брат тоже поступил в школу, но нисколько не поразил ни себя, ни меня этим событием. Ведь мы это уже с ним проходили.

Мы росли с ним, не обременяя друг друга, как близнецы.

Вовка был худеньким, задумчивым и большеглазым. Он таскался за мной всюду и нигде не отставал. Поэтому то, что я осваивала в пять лет, ему приходилось осваивать в три года.

И, как я сейчас понимаю, он нигде не подвел меня, а вернее, не доставил мне хлопот.

На пароходе он самостоятельно отсыпался в укромных уголках, куда и взгляд-то проникал с трудом.

На яру он катился самостоятельно без подмоги и не разбивал себе нос. Иначе я запомнила бы такие моменты. Простывать ему также приходилось редко. В отличие от меня.