Всё! Связь прервалась, я вышел из матрицы библиотеки и очнулся. Борис Ельцин с этой секунды стал для меня одной из ключевых фигур истории моей Родины.
–Ну, прочитал табличку? Яснее взор, понятней жизнь? – спросила Юлия, слегка улыбнувшись. – Пойдём дальше, вон, кажется, Пушкин уже что-то сочиняет возле памятника!
«Пушкина я люблю», – подумал я, поворачивая голову к новому чуду планеты. Санкт-Петербург, я начинаю мириться с тобой! Через мгновение мы стояли рядом с Пушкиным и вместе смотрели на статую. И каждый из нас думал о своем. Шедевр Фальконе пока не превзойден в монументальной пропаганде. Петр Первый, пожалуй, сильнее маршала Жукова на Красной площади. Мои мысли были свежи лекциями Макиавелли, и в образе бронзового всадника я высматривал для себя символ государственной политики. Вздыбленный конь Петра Первого представлялся мне кнутом для челяди, толпы, народа; как символ страха перед сильным правителем; а распростертая рука казалась пряником, символом поощрения послушных подданных. Одним словом настоящий классический «Государь» Макиавелли. Больше одного слова в присутствии Пушкина, основателя русской словесности, я сказать не решусь. О своем любимом царе всё сказал сам поэт. А слово гения сильнее всякого действия. Его слово может превратить самое грандиозное дело в призрак, и наоборот, раздуть мыльный пузырь до невероятных размеров. Слово сильнее дела, особенно когда слово и есть дело. Вот и Пушкин окрестил бронзового царя «Медным всадником» на веки вечные. Был бы жив Фальконе, подал бы на Пушкина иск в суд за оскорбление. И носился бы поэт по своей короткой жизни с двумя бронзовыми статуями, которые он упорно считал медными: статуя Петра Первого Фальконе и статуя Екатерины Второй, попавшая к нему как приданое невесты. Семь лет Пушкин силился продать свою статую в двести пудов, и наконец, продал за три тысячи рублей ассигнациями, вдвое меньше предполагаемой суммы, заводчику Берду. Видимо от обиды на такую обузу, в сердцах, Пушкин и обозвал благородную бронзу, крепкую как сталь и устойчивую к коррозии, из которой вылита статуя Петра Первого; зеленой, мозглявой, темнеющей на солнце, медью. А ещё говорят, что о человеке нужно судить по его делам! Нет, с Пушкиным этот номер не пройдет, сказал «Медный всадник», значит медный и точка! Я смотрел на императора и думал о городе, который он подарил России, о силе его энтузиазма высшей пробы. Фактически недосягаемый пример для подражания. И Пушкин смотрел на любимого императора и думал, какого великого поэта подарил Петр Первый, окрестив в православной церкви его прадеда, генерал-аншефа Абрама Петровича Ганнибала.