Легкий звон часов постепенно затихал в новых коридорах. Я так ждал, дружище, когда же появишься и ты, без встреч с тобой не бывает в мире искусства. Сегодня голландцы порадовали вдвойне. Целый диптих Робера Компена изобразил тебя в младенчестве и мертвым, только снятого с креста. Пусть простит меня голландец, но икона, нарисованная акварелью с твоим изображением, подаренная мне от Неё в юности, стала гораздо ближе влюбленному сердцу.
Дальше, шагая через новые интерьеры в стиле историзма, коридоры открылись высокими дверями в главном зале парадной анфилады, и один из подлинников Леонардо да Винчи вернул в мою память трагедию одной жизни. Прабабушка, та самая женщина, которой прадед писал письмо с фронта. После гибели мужа она осталась вдовой навсегда. В глубоком детстве я помню её ещё живой и здоровой, перед тем как страшная болезнь начала проговаривать тело к заточению в камере одиночке и постепенному глубокому параличу. Болезнь Паркинсона медленно и неотвратимо сковывала движения, калечила суставы, сжимала в камень мышцы, выдавливала крупные вены на руках и ногах, съедала мышцы, сжимала челюсти, топила глаза в глазницах, скручивала голосовые связки, горбатила спину. Двадцать лет болезни без движения полностью обезобразили женщину. Утром жёсткое кресло, вечером твердая кровать. День за днем, день за днем, одно и то же двадцать лет. И все эти годы глаза изуродованной старухи смотрели на «Мадонну Литу»! Репродукцию великого Да Винчи. Вот кто мог стать истинным экспертом этого прекрасного творения- моя прабабушка! Здесь в Эрмитаже, смотря на Мадонну, я вдруг всё вспоминал и понимал, какая глупость и безразличие владела нами. Видимо эта страшная болезнь цепляла краем и наше сознание, сковывая мышление. Какая жестокость ничего не менять, хотя бы перед глазами больной старухи, в одинокой комнате. А за спиной у неё висела репродукция картины Шишкина «Рожь». И очертания одинокой погибшей сосны на полотне полностью повторяли черты умирающей женщины. Одна была у старухи радость – мой отец. Он садился перед ней на маленькую табуретку и шуточно каялся, положив её костлявую ладонь себе на голову. Сжимал свои волосы и трепал их старческой рукой. А прабабушка смеялась беззубым ртом и что-то благодарное мычала, стараясь тщетно преодолеть свою трясучку. Тихая спокойная смерть вылечила её болезнь и освободила из заточения. Мой отец на заводе сам смастерил для нее огромный просторный двух метровый черный гроб. Таких больших простых деревянных гробов я никогда не видел. Со своими товарищами папа положил её в могилу и закопал. Пришёл и мой черед нести новенький гроб с отцом и сыпать землю на крышку, слушая глухой печальный стук. Любимый зять, через одно поколение, лежит рядом с моей прабабушкой. Их взаимная любовь и отношения соединили вместе их судьбы после смерти. Спасибо Да Винчи за память. Эх, не хватало прабабкиной репродукции Мадонны золотой расписной широкой рамки. Всё же веселей было бы одинокому взгляду за что-то цепляться!