Последняя встреча с тобой была на страницах «Мастера и Маргариты» очень давно. Мой нынче покойный дядюшка, кинул мне вызов, мол, рано тебе ещё такое читать! Но я прочел, в ответ на вызов, и вдруг стал мечтать о квартире в тысячу измерений, брать уроки иронии и дерзости у Коровьева и Бегемота, как мои родители в свое время брали уроки у Фантомаса. И только главы о Понтии Пилате давались мне с адским трудом, ведь в политике я был не силен, а религия вообще никаким боком не касалась совсем свежего бывшего пионера, мозги которого ещё не были затронуты всероссийской религиозной истерией, как в свое время были набиты партийными съездами черно-белые телевизоры! Я вообще не понимал к чему эти главы в этой лихой дьявольской книге. Этот роман, да пожалуй, тот рисунок из детства, на котором Она изобразила Спасителя, летящего на кресте сквозь черный космос – вот и все мои религиозные познания.
Новая, случайная встреча с Ней, вернула все вопросы на свои места. Места в первом ряду! Она как обычно возвращалась работать, я ехал отдыхать. Маленький железнодорожный вокзал был до отказа набит спёртым человеческим дыханием, металлические пластины кресел ломились под тяжестью раздобревших пассажиров, вкусивших прелестей начала курортного сезона. Первые партии отдохнувших курортников покидали свои санатории, на ходу создавая мифы о лучшем в мире отдыхе и славном русском сервисе. Она сидела на своем необъятном чемодане, а я примостился напротив – на свой. Наши чемоданы больше были похожи на бочки, так туго мы смогли набить их разными жизнями. Учебой с дипломами, успехами профессиональных достижений, семейными узами, кредитными историями, друзьями и коллегами, привычками и принципами и огромной коллекцией памятных встреч и событий. Всё наше бесценное прошлое, которое мы собирали в каждом вчерашнем дне и складывали в них, лежали примятые в этих чемоданах. Чужие жизни, как чужие вещи. И тут опять началось! Как будто вытащили пробку в наполненной горячей водой ванне. Любовь закружилась вихрем вытекающей воды, вспомнилась необходимым словом или именем, вдруг вылетевшим из головы во время важной беседы, словно «лошадиная фамилия». Наши чувства сплетались волосами в тугой канат роскошной косички; каплей йода растворялись в стакане с водой; сливались цинком и медью, превращаясь в латунь. В глазах невольно рождались образы новой фантастической жизни, полной мечтаний, планов и известных только нам тайных желаний. Рождалось то, что хранится в нас, только друг для друга. Мы называли это нашей магией. Но разум крепко держался за ручки чемоданов, с иронией наблюдая за нами со стороны. Я не смог выпустить ручку своего чемодана, и пересесть к ней, Она не могла сделать того же и пересесть ко мне. И бросить каждый свой чемодан, мы не могли. Нашими жизнями правила логика, должен тебе признаться, дружище! Да и себе наверно тоже! Я дрогнул, рванулся назад, испугавшись последствий возможной мелодрамы. Мягкий канат взаимности в очередной раз лопнул. И новые свежие раны от бесконечных расставаний обожгли наши сердца. Она нашла в себе силы встать и снова уйти на север – время и боль прошли; голова вынырнула из омута – обычный сценарий разлуки. Тяжелый чемодан загремел надежными колесиками по перрону, заглушая молчаливую обиду сильной женщины. Мой разум тоже решил провести черту и позвонил куда следует. В зал ворвались трое: мои Совесть, Ответственность и Долг. Вечно юная, крепкая и опытная Любовь, ставшая истоком большого и насыщенного чувства, молча отдалась их крепким рукам. Эти трое спокойно вели её сквозь недоумевающую толпу. Любовь молчала, провожая меня глазами; Юмор и Ирония, ворвавшиеся вслед за первыми молодчиками, уже отворачивали мою голову в другую сторону, прогоняя зануду Тоску новым анекдотом. Большая светлая Любовь, воспитанная в лучших романтических традициях и, ставшая со временем огромной рекой, текущей сквозь мою судьбу, как Волга сквозь Родину, занимая особое место в человеческих отношениях, в семье, работе, друзьях; в поисках вдруг утраченной гармонии, запустила процедуру следствия.