Власть предназначений (Хирный) - страница 81

Полезные бонусы от ошибок опыта начали собирать интересную коллекцию. Колеса поезда танцевали чечётку, втаптывая неприятности в могилу забвения. Здоровая, розовощёкая, модная рядовая лучше, чем замученный полумертвый офицер медицинской службы. Не учеба, а сценарий боевика! Меня начинала веселить военная форма персонажа «Крепкого орешка» в комедийном фильме, со съёмок которого я сегодня возвращалась. А город Горький минуя название Нижнего Новгорода, превращался в Голливуд. Я тоже умею переименовывать города, как мне хочется!

Люблю скорые поезда, можно успеть сладко выспаться, пока ничего делать не нужно. Через два дня академический отпуск и домой; или институт – тогда снова за учебу. Это как повезёт. А пока вакуум, пустота, неизвестность. Да! Переступив порог академии, я поняла – медицина моя жизнь. Мечта детства слилась с мечтой для взрослой жизни. Маяк настолько яркий и высокий, что я вижу его в любую погоду, находясь в открытом море событий. Я компас, моя мечта – Полярная звезда. Невероятное удовольствие от своего призвания! Даже когда устала, даже когда трудности, даже когда нет больше сил! Нет – всё же когда нет больше сил, лучше отдохнуть.

Сминая с хрустом записи последних нескольких месяцев жизни в курсантских сапогах и, выхватывая письма тревог неприятных прогнозов ближайшего времени, в один сжатый круглый комок; легким движением темперамента, бросила смятый листок воспоминаний в урну забвения. Там уже лежал первый мой молодой человек. В безупречном костюме, аккуратным пробором и чистых ботинках. Ассистент кафедры истории и философии, уже настоящий, смелый, взрослый – не чижик однокурсник. Сначала влюбилась в его тембр голоса, потом запах, и наконец, в его манеры во время красивых романтических свиданий. Всё так, как я любила до него: цветы, кино, музыка и танцы, набережная Волги, кафе и поцелуи моих рук на прощание. Всё так, как я полюбила после: жадная страсть, срывающая одежду; невесомость в крепких объятиях; длинные, почти утомительные поцелуи и его густые волосы в моих ладонях; наслаждаться ощущением своей маленькой беспомощности в его сильных, уверенных движениях. Ощущать его сладкий теплый опыт у себя на лице, животе, спине. Каждый раз разгораться изнутри от брошенной спички путешественника в построенный шалашик костра. Потом, уже рано утром перед самыми занятиями, он умывался в ванной, красуясь обнажённой спиной. Свежесть отношений волновала и притягивала; ветром разносила волны желаний. Я прижалась грудью, сквозь свою тонкую шелковую майку, ощущая его тепло, щекой прильнула к гибкой струне позвоночника, ухом прислушалась к маятнику его сердца, вдыхая запах тела двойными порциями. Вдох, вдох и выдох. Гипноз сердцебиения. Мои руки нырнули в тёплые подмышки и вынырнули прямо на подрезанные отжиманиями, рисунки грудных мышц. Склонив немного голову, он прижал меня к себе, смешно и приятно ощупав мои женские крупные козыри. Мои ладони в бессознательном хаосе двигаются по его телу, исполняя причудливые танцы живота на коже. Прохлада от тела проникает сквозь пальцы в руки, течет внутрь ручьём, нагревается жаром и глотает зажмурившееся сердце. Он мягко обернулся и посмотрел на меня. Но лицо оказалось другим! Боже, я думала в эти мгновения о другом парне! Этим медовым взглядом купали меня только твои глаза. Опять ты! Ну как ты умеешь так смотреть? Сдувая веером пальцев мои растрепанные волосы, ты обнял моё лицо. Глаза закрылись, приоткрывая губы в вечном синхронном ожидании поцелуя. Островки твоего лица медленно оставляли следы на моей коже, тут же сметая прикосновения влажным паром дыхания. Нежный поцелуй, внезапной невесомостью, вдруг пронзил меня мягкими губами и влажным языком. Позабытые ноги, уставшие от длинного удовольствия, постепенно опустились вместе с душой на пятки. Голова прижалась к сердцу. Целоваться с такой горой задача сложная! Больше люблю сидя на твоих коленях. Размечталась! Только и умеет сверлить глазами, нежно мять ладони, да болтать. Как же сладко ты умеешь говорить, фантазер! Варишь словами без остановки, текут они как каша из волшебного горшочка, с сахаром лести или острой приправой юмора и иронии. Кто ты для меня, я так до сих пор не поняла. Тот, первый парень, смеясь над моими бесконечными художественными поисками красочных образов, назвал меня своей Мальвиной и тут же познакомил меня со своей мамой. А что бы сказал ты? Опять, шумно вдыхая пряди моих фиолетовых пятен на волосах, закрыв глаза, выдумал бы красочные лепестки фиалок, упавших на меня с неба. Хорошо, что я никогда не рассказывала вам друг о друге. Ты обязательно выбрал бы какой-нибудь афоризм, шуткой решая мои сомнения. Что-нибудь из Чехова: «Тот, кому чужда жизнь, кто неспособен к ней, тому ничего больше не остается, как стать чиновником!» – сказал бы ты о нём и рассмеялся своим икающим, длинным как оглобля, смехом. Но он хотя бы сделал предложение, а я отказалась, и даже не я – моя Мечта, стремительно летящая к совсем другим горизонтам. Ты же, совсем один, единственный из всех, кто провожал меня на вокзале, застыл как истукан и не сделал ни одного шага, что бы быть вместе со мной. Я ждала от тебя немного большего, чем просто слов. Ты смотрел мне вслед: высокий, худой, слегка сутулый, с прижатым правым ухом; медовым взглядом, прячущимся в глубоких глазницах как в пещерах. Густой шевелюрой, как в те мгновения, когда по-детски приоткрывается рот, запуская мясорубку вертящихся мыслей, и они, не помещаясь в голове, начинают выдавливаться наружу волнистыми нитями фарша волос. Твои мысли были уже не со мной. Ты молча отпускал меня, находясь в плену своего воображения, вместе с каким-нибудь сумасшедшим Дон Кихотом и его оруженосцем Санчо Пансой. Но я же не Дульсинея, которую ты сам себе придумал.