Мы закинули удочки и расположились на стульчиках. Тишина между нами, хоть и привычная, становилась тяжелой. Я попыталась вспомнить, для чего и когда мы договорились пойти на эту рыбалку – ведь связанные кровным родством, мы уже много лет, по сути, оставались чужими людьми, и я совсем не знала, что такое быть дочерью своего отца. Если в раннем детстве, по рассказам мамы, отец и был моим лучшим и заботливым другом, то это очень быстро закончилось. Пережив свой первый инсульт, он весь сосредоточился на себе и так увлекся, что почти не выныривал из своих болезненных переживаний. Из всех событий моей жизни он заметил разве что рождение сына, да и то лишь для того, чтобы высказать свое недовольство тем, что я родила «безотцовщину». Вот, собственно, и вся история наших отношений – отец не знал ни чем я занимаюсь, ни о чем думаю, ни что заботит меня. А я в свою очередь, тоже в основном наблюдала лишь вяло текущую депрессию, изредка прерываемую чтением моралей. Думаю, случись со мной что-то требующее незамедлительной помощи – отец был бы последним, к кому бы я обратилась. Если бы вообще вспомнила.
– Пап, а можно спросить? – я понимала, что ждать поклевки мы можем бесконечно, и хотела хоть как-то разбавить звенящую тишину.
– О чем? – он заметно напрягся и замер, уставившись в одну точку.
– Я вот тут вчера ходила к одной женщине… как бы тебе объяснить, ну… ясновидящей и она кое-что рассказала мне о нашей семье. А почему вы с мамой никогда не общаетесь с нашими родственниками?
– Ясновидящей, значит. Похоже зря мы столько сил вложили в твое образование. Мракобесие какое. – говорил он хоть в своей обычной манере, но как-то без души, будто произносил чужой текст.
– Окей, давай опустим первую часть и просто ответь на вопрос… – мне почему-то стало его жалко, я видела, что он теряется из-за того, что совсем не знает, как со мной говорить.
– Ну ты же общалась с бабушкой, и мы общались. А все остальные… Слушай, какая разница, кто твой родственник? То, что у вас одна фамилия, не делает людей ближе, ни к чему не обязывает. Это же какой-то набор случайностей и условностей. Важнее те, кого ты на самом деле любишь – вот о ком надо думать и кем дорожить.
– Что же это получается? Я тоже твоя случайность и условность? И меня не надо любить? – на последних словах я предательски перешла на фальцет, скрывая подкатившие слезы.
– Не передергивай! Что ты вечно все переворачиваешь с ног на голову?
– Да хватит нападать! Я же простой вопрос задаю! Ты любишь меня? Любил когда-нибудь?!
Испуганная моим воплем утка, подняла веер брызг и отчаянно хлопая крыльями, пролетела над нами и дальше вглубь парка. Отец сжал металлический подлокотник и подавшись вперед, по-прежнему не глядя на меня, заговорил тихо и глухо: