Со временем стало полегче, к тому же меня часто навещали родители. И пусть их назойливые расспросы, дотошное внимание к ненужным деталям, и как всегда самоуверенные теории по поводу происходящего меня раздражали, но это такое привычное раздражение, которое многим лучше, чем быть одному в палате с болью и мыслями. Не то, чтобы я много размышлял о случившемся, скорее наоборот – большинство времени я находился в отупелом, словно похмельном, полусне с бездумным переигрыванием эпизодов где-то на заднем плане, будто включенным, тихо бубнящим телевизором в соседней комнате – порой вслушиваешься, инстинктивно пытаясь вычленить слова, но безуспешно. Однако, во время редких всплесков, я глубоко и надолго погружался в размышления, поскольку мало что могло меня отвлечь от этого занятия в таком вырванном из жизни положении.
Я много думал про Олега, про то, как его образ для меня разрушился и перестроился. Раньше в моей голове был сформированный, в целом приятный облик моего старого друга и все воспоминания и детали угодливо подтверждали его. Теперь эти воспоминания и детали подверглись сомнению и внимательному анализу, и в итоге стали тянуться к новому образу, теперь подтверждая его, хотя в действительности в них самих все осталось по-прежнему. Неужели я могу так искаженно видеть события реальности? Неужели ее детали всегда притягиваются к уже сформированному набору символов, который давно лежит внутри нас и дает им значение, лишь пропуская через собственную сетку фильтра?
Иногда я пытаюсь воссоздать в воображении последовательность его мыслей и действий на протяжении всех этих лет и порой возникают нюансы, которые выбиваются в сторону. Наверно потому, что я не знаю полностью историю его жизни, по отрывкам поверхностной информации догадываюсь о его мыслях и начинаниях, впрочем, как и раньше. Впрочем, как всегда и со всеми.
Например, я не могу понять, зачем было отправлять мне столько дисков и флэшек, когда те несколько записей с дисков вполне можно было переписать на флэшку (Речь не идет о кассетах, с ними посложнее и возможно Олег просто не хотел морочиться). А тем более зачем было отправлять мне три флэшки, когда все записи, содержащиеся на них, легко бы уместились на одной. Возможно, Олег не хотел, чтобы я просмотрел все записи сразу, одним махом. Хотел растянуть этот процесс, таким образом усилив его влияние, или же просто желал придать иллюзорного объема своему идиотскому труду, на который потратил столько времени и сил. Есть и другие загвоздки, но, как я уже сказал, на самом деле я не знал своего старого друга.