Я приучил себя к мысли, что непременно гордился бы отцом, если бы тот нашёлся. А получилось, что стыдился его ещё больше, чем матери. Казалось, лучше бы он не возвращался. Чем такой отец, лучше опять никакого. Я почти смирился, что никогда не увижу и не узнаю своего отца – лучше бы так оно и оставалось. С одной стороны, я не мог не испытывать к нему любопытство, даже с примесью эйфории – всё-таки это был мой отец, о котором я доселе ничего не знал и так долго мечтал хоть что-нибудь выяснить. С другой стороны, он вызывал во мне отвращение, и мне было страшно при мысли, что это странное и противное существо придётся терпеть в нашем доме до конца его жизни.
Я радовался, что скоро уеду в Москву. Не мог дождаться этого счастливого дня – лишь бы скорее и дальше уехать от этого человека и не видеть его. Но как же мама? Хоть я и не уважал её – мне было её жаль. Ведь ей некуда от него деться. А она всё же мне единственный родной человек, тогда как в нём я никак не мог ощутить родную кровь, а ощущал лишь обузу. Я собирался в Москву – и меня пугало уже то, что не захочется ехать домой на каникулы. А мама вынуждена возвращаться домой каждый Божий день.
Если раньше я отовсюду торопился домой, где меня ждали любимые книги – теперь я искал любой повод сбежать и подольше не возвращаться. Лишь бы не видеть его гнилые зубы, которые он постоянно демонстрировал, улыбаясь мне, не слышать ту несусветную ахинею, что он нёс, не вдыхать этот запах тления, наполнявший всю нашу квартиру. Нигде я не чувствовал себя менее комфортно, чем дома. Я не мог читать, не мог учить языки, не мог сосредоточиться ни на чём. Мой отец постоянно искал общения со мной, а я с трудом выжимал из себя взаимность, чтобы его не обидеть. С каждым днём мне всё тяжелее становилось прикидываться, будто он тоже мне интересен.
Он, конечно, был мне интересен. Я не мог поверить, что он всегда был таким. Не мог понять, как могла моя мать выйти за такого человека. Но из его шизофренических речей я не мог выудить ничего сколько-нибудь связного. Почему он исчез? Почему вернулся? Почему стал таким? Всё это оставалось загадкой. Даже мама первое время не могла ничего мне объяснить. Нам и не удавалось с ней хоть ненадолго остаться наедине. А если и удавалось, она всё так же, как и раньше, избегала разговоров о нём.
Отец не выходил из дома. Но очень скоро по двору поползли слухи. Соседские ребята, мои бывшие одноклассники, смогли составить о нём смутное представление, лишь пару раз увидев его в окно. Его физическое и умственное уродство стало притчей во языцех. Он стал излюбленной темой сплетен для всей округи. Отец Пашки Терентьева считался погибшим – но вдруг вернулся и оказался чокнутым. Выходит, наш умник, полиглот и ботаник – сын шизофреника. Никто не говорил мне этого прямо, но это читалось на лицах.