– Да ладно. Можно подумать, что я избегу расспросов, завуалированных под сочувствие и доброжелательность. Ты же богат, титулован, интересный мужчина в конце концов. Хотя, без первых двух пунктов твои мужественность, ум и благородство никому не нужны. Зачем хлеб, если можно давиться икрой и маслом. Зато ложками есть можно. А если напрямую, то неужели происхождение моей персоны не вызовет вопросов? Кто твоя жена? Мы об этом не говорим: нас всё устраивает, но от этого проблема не исчезает.
– Я не могу тебе опять предлагать притворяться кем-то ещё. Никому не должно быть дела, кто ты. Просто не отвечай на прямые вопросы. Я сам разрешу эту проблему, – уверенным голосом сказал я, а сам крепко прижал к себе жену. Казалось, что она исчезнет или её отнимут у меня.
Я врал себе и пытался успокоить её. Но Маша не поддалась моей уверенности. Она мягко вывернулась из моих объятий.
– Прости меня, пожалуйста. Я не думала, что всё так запутается. И предположить не могла, что ты мне понравишься, да и чувства Лиззи не на последнем месте. Упала, как снег на голову. Думаю, что твой вариант можно оставить. Побуду Кэтрин Эшли. Как бы мне не было это противно. Я не хочу, чтобы ты изворачивался и чувствовал себя неуютно перед этими снобами, – Маша поцеловала меня в щёку и пристально посмотрела в глаза. – Знаешь, что меня больше тревожит?
Я покачал головой, заглядывая в эти красивые тёмно-карие глаза.
– То, что ты можешь усомниться в моей честности. То, что ты можешь подумать, что я использую тебя. Если возникнет хоть капля сомнения, не смей это скрывать от меня. Я уйду. Просто исчезну из твоей жизни так же, как и появилась. Можешь мне поверить.
– Маша, милая, не смей так говорить! Мне не важно, откуда ты, кто ты. Ты моя. Я тебя нашёл и сделал своей не для того, чтобы отпустить. Слышишь?
Мне так стало страшно. Она говорила с такой уверенностью. В своей жизни я даже мужчин мало встречал, которые были так честны и уверенны в своих словах. Я нутром чувствовал, что она говорит от всего сердца.
– Я люблю тебя, дорогая. Если что-то тебя смущать будет, обещай, что расскажешь мне об этом прежде, чем что-нибудь решишь, – я целовал её губы, покрасневшие щёки, и с мольбой смотрел в эти глубокие глаза.
– Хорошо. Согласна, – улыбнулась она. Я с облегчением выдохнул.
Больше мы к этой теме не возвращались. Маша задавала вопросы, я отвечал. О войне, о моей учительской деятельности, о женщинах. Вот нашла, о чём спрашивать.
– Маша, серьёзно, ты хочешь об этом знать? – с изумлением и некоторой раздражительностью спросил я. Зачем ей это? Ещё обидится. Не поймёшь, что у этих женщин на уме.