— Добрый день, — здороваюсь с женщиной.
Она практически заканчивает обед. В тарелке осталось несколько ложек супа, и я боюсь, что не успею спросить, поэтому сразу же перехожу к делу.
— Тамара Петровна, можно спросить? — с надеждой спрашиваю. — Мне можно посетить Ахмеда?
— Здравствуй, Вика, — женщина кивает и, закончив обед, встает. — Я уточню у доктора, разрешены ли посещения.
Я благодарно ей киваю и жду, пока она позвонит врачу. Гудки длятся так долго. Мне не по себе, потому что до ранения Ахмеда желания видеть его не было, а сейчас что-то изменилось. Мне отчаянно хочется, чтобы меня пропустили к нему. Наверное, желание помогать у меня в крови.
— Да, да, конечно, я поняла. Всего доброго, — женщина отключает звонок и смотрит на меня. — Врач разрешил. Ты сейчас хочешь?
— Да-да, — быстро киваю. — А можно?
— Пойдем.
Тамара Петровна двигается к двери, останавливается, чтобы дождаться меня и мы вместе идем в комнату к Ахмеду.
Первое, что бросается в глаза, едва передо мной открывается дверь комнаты — полностью беспомощный мужчина. Он лежит на кровати, вокруг установлены аппараты, к его венам подключены капельницы. Его лицо невероятно бледное: щеки впали, под глазами залегли тени. Он совершенно не похож на того угрожающего мужчину, каким был всего неделю назад. Сейчас он настолько беспомощен, что интуитивно хочется ему помочь. Хоть как-нибудь.
Увы, я не могу ничего сделать. Единственное, что мне по силам — сесть рядом и легонько прикоснуться к его сильной руке, которая сейчас безвольно покоится на кровати. Тамара Петровна становится у двери и не подходит ближе. Я знаю, что она не может оставить меня с ним наедине, но все равно хочу этого. Побыть с ним рядом, говорить.
— Привет, — едва слышно говорю я, вспоминая все, что читала о тех, кто находится в коме.
Говорят, они все слышат, просто никак не могут отреагировать. Именно поэтому я решаю разговаривать с Ахмедом.
— Меня пустили к тебе, — говорю едва слышно. — Хочешь, поговорим?
Не знаю почему, но на глаза наворачиваются слезы. Он лежит весь такой беспомощный, едва дышит и не шевелится. Внутренне мне совсем не хочется, чтобы с ним что-то произошло, даже не смотря на все, что случилось.
— Знаешь, — я ставлю руку поверх его ладони и едва ощутимо сжимаю ее. — Я боюсь, что меня найдет Стас, — невесело улыбаюсь. — Ты должен выкарабкаться, слышишь? — говорю уже сквозь слезы, хотя стараюсь, чтобы голос не дрожал.
Перевожу дыхание, делаю глубокий вдох и стараюсь не думать о том, что это действительно может произойти.
— Знаешь, ты ведь еще хочешь малыша, тебе обязательно нужно бороться, слышишь?