Он рассказал мне всю свою жизнь.
Его жизнь начинала умещаться в слова.
У него были ТЕ глаза. Он был одним из… одним из самых ошеломляюще мудрых и добрых людей из всех, кого я знаю. С невозможным — неограниченным — чувством юмора. Он называл меня иногда — trishor. Что означает — трикстер. Жулик. «Я хотел покончить собой — когда ещё мог сделать это, — сказал он мне однажды. — я забрался на 9 этаж, открыл окно на лестничной клетке и вспомнил тебя. И стал ждать, когда ты приедешь». Я вернусь в конце лета, — сказал я Габи. Пойми, я не могу вернуться к людям и жить с ними. Я однажды перешёл мост. Я могу быть только на том берегу. Если я попытаюсь вернуться, я погибну. И никто из любящих меня людей ничем мне не сможет помочь на этом, на вашем берегу. Я могу только ждать…на том…
Чем больше я объяснял, тем меньше он понимал.
Но — понял.
Не из моих речей, а — глазами.
Я уехал.
………………………………………………………………………………………..
…переселение душ? Может, что-то во мне и хотело бы снова поверить в это…
Но — нет. Это чья-то нервно-паралитическая выдумка, начинённая наркозом бессилья. Смутные вещи, принимаемые за приметы бывших жизней и гарантии будущих — это побочные результаты некоего — э-мнээ… — процесса клонирования, скажем так. Живая земля возобновляет — клонирует — отдельные составы сознания живших на ней существ. Ей это нужно для чего-то в её невообразимом обмене веществ и сил — может, как катализаторы или стабилизаторы необъяснимых для нас процессов.
Как некие витамины, в конце концов. Я видел ЭТО в Белой долине — эту громадную — с небоскрёб — яйцеобразную вибрацию цвета разлившегося в сумерках молока. Она что-то собирала, отбирала: по каким-то паутинкам, тёмным прожилкам пространства прибывали к ней осколки тьмы из под чьих-то левых лопаток; чьё-то бирюзовое сияние в паху вместе с пропащей нежностью одиночества и потребностью в бессоннице осенью — лежать не раздеваясь — не выключая света — в пустых комнатах на окраинах предвоенных столиц; чью-то прозрачно-золотую отвагу из середины груди вместе с безотчётным поворотом головы на шелест длинной юбки — тёмно-вишнёвой в еле заметный серебристо-фисташковый цветочек — и вместе с потребностью прятать крупные купюры между страницами в книжном шкафу; млечно-голубоватое сияние чьих-то ног — как два прожектора бьют из-под воды — вместе с медленным восхождением под руку со спутником по лестничным пролётам, чувствуя сухое лезвие ножа слева у рёбер……………………… Земля с одной ей ведомым смыслом — как маленькая девочка собирает совершенно необходимые ей для чего-то соринки, бумажечки, блёстки — отбирает, а потом клонирует странные обрывки некоторых сознаний. И наносит их в момент рождения на тела детей, как каракули несмываемым фломастером. Или как магнитную запись. Но это имеет такое же отношение к жившему человеку, как трескучая виниловая пластинка с голосом Бьеркруччи — к Бьеркруччи во плоти и крови. Ну понятно же, что в пластинке никто не живёт………………………………………………………………………………………