- Надо же, а думал, что разбужу тебя.
Я застыла на месте. В полутьме его лицо было совсем неразличимо, и я со сладким замиранием вспоминала, - что значит разгадывать интонации его голоса.
- Зачем ты вернулась, Рыс? Извини, этот вопрос не мог подождать утра.
- Отчего же не спросил раньше?
- Не переспрашивай. Отвечай.
- В твоем вопросе упрек или любопытство? - На его отчетливую холодность, на чеканное "отвечай", я довела собственную интонацию до откровенного и наглого вызова. - Не отвечу.
- Ты изменилась, - тихо сказал оружейник, - что с тобой стало?
Со мной действительно было что-то не так. Неужели я, правда, изменилась в худшую сторону? Я веду себя так, словно хочу оттолкнуть его, избавиться, а чувствую совершенно иное.
- Дай-ка мне руку, - он шагнул ко мне
- Нет.
Я отпрянула назад, а Аверс удивленно остановился:
- Ты что, боишься меня?
Нужно было только развернуться и уйти.
Как я была слепа! Во мне существовало два сердца, и потому противоречия заставляли бредить или молчать. Одно сильно любило Аверса, все знало, все помнило, надеялось на встречу, и было уверенно, - он меня тоже любит! А другое, спаленное в подвалах, понимало, что для любви я не создана, что я изуродована и что я не нужна. Ему уже не нужна. Быть с ним и бежать от него, - все, что мне хотелось!
- Рыс, хватит мучить меня. - Аверсу все же удалось перехватить мою руку. - Что прикажешь мне думать? Дочь первосвященника вспомнила о том, кто она такая и вернулась к себе. Ты обещала вернуться, и исчезла на четыре года... а верно, с таким положением при дворе, с таким подвигом, как выдача карт цаттам, на своем Берегу можно начать совсем иную жизнь, чем здесь.
Взяв меня под локоть, он толкнул дверь в мою комнату, и завел внутрь. Там, у окна на столе горело несколько свечей. Я зажгла их, когда одевалась. Он подвел меня к свету.
- Если ты молчишь, я получу ответ, посмотрев тебе в глаза. Зачем же ты приехала, Рыс? Посмеяться надо мной? Посмотреть, что стало с оружейником, которого так легко было заставить единственный и последний раз в жизни полюбить? Ведь теперь ты гордая и злая, что даже за руку нельзя взять!
Мне казалось, что я сейчас упаду в обморок. Кровь от лица отхлынула, ноги подкашивались от внезапной нервной слабости. Аверс, что-то поняв, ухватил меня за локоть покрепче, и заставил присесть на край стола.
- Рыс...
Его голос дрогнул, а мне стало очень трудно дышать. Слезы душили внутри, а сквозь опущенные веки не выкатывалась ни одна. Меня затрясло, когда он вдруг коснулся бугристой кожи повыше запястья.
- Что это? - Рукава рубашки, с ослабленными завязками, он задрал почти до самого плеча. - Что это, Рыс?