– И балетмейстер! – добавила Зита.
– И балетмейстер, – покорно согласился дон Исаак.
– А роль Мариулы?
– Роль Мариулы?.. Она туалетмейстерша… учит одеваться мамашу и дочку…
– Странно… Сама Панджили одевается хотя и молодо для своих почтенных лет и вызывающе, но всегда со вкусом. А между тем, вчера только я видела мадам Мусманек с дочерью… Жалко было смотреть на них… Что-то нелепое, яркое, какие-то чудовищные эспри в жанре кафешантанных звездочек, да и то далеко не первоклассных…
Дон Исаак расхохотался от всей души. Смеялось его большое бритое лицо, смеялось мягкое, полное тело под черным жакетом.
– Чему вы смеетесь?
– Помилуйте! Ну можно ли не смеяться?.. Да ведь она же все это нарочно – Мариула!.. Она издевается над ними… – и опять дон Исаак заколыхался весь в припадке неудержимого смеха.
Маленькая баронесса в упор на него смотрела, и как-то загадочно менялись ее глаза, пока Абарбанель не кончил смеяться. Эти глаза успели переменить три цвета. Из серых они стали сначала синими и наконец – зеленоватыми.
– Вам смешно? – почти строго спросила она.
– Смешно… – ответил дон Исаак неуверенно и как бы теряясь.
– Вам не только смешно, вы еще и рады! Вы ликуете от сознания, что те, которые сидят сейчас во дворце, комичны, жалки и что вы, дон Исаак Абарбанель, великолепней их… Дайте досказать мне… Это не только ваше личное – это психология очень многих. Психология тех, кого приятно щекочет сознание: «Хотя они и занимают самое высокое положение, но я гораздо лучше их умею жить и вращаться в обществе». А ведь какой-нибудь месяц назад, всего месяц, и вы, дон Исаак, и те, и другие совсем иначе думали о дворце, не президентском, каким он есть, а о королевском, каким он был… Угадала я? Говорите же правду, не вывертывайтесь!..
– Ууфф… Да вы, положительно, инквизитор! Очаровательный инквизитор… – тяжело отдышался покрасневший Абарбанель.
– Теперь я с особенной ясностью поняла, для чего и вам, и тем, другим, нужна революция…
– Позвольте, баронесса…
– Опять баронесса? Опять? Республиканский министр финансов забывает, что в демократической Пандурии титулы отменены. Баронессы нет, есть гражданка… – И вновь дрогнула линия губ. – Что вы так смотрите на меня умоляюще?
– Бар… бар… гражд… мадам Рангья, когда же наконец?
– Что?..
– Когда же наконец вы сжалитесь над моим бедным сердцем?
– Сердцем ли, дон Исаак? Да, вот что я хотела вам сказать… Ваша материалистическая революция, революция желудка и стяжания, как и все революции, не прошла мимо меня… Вернее, я не прошла мимо нее… Да, да… Вы не верите? Я сделалась жадной. Я хочу денег, хочу бриллиантов, драгоценностей… хочу быть безумно богатой…