Пришпорив Альмедо и вынесшись вперед, обхватив наездницу за тонкую талию, он вырвал ее из седла и посадил впереди себя таким же коротким и сильным движением. Белый конь уже опрокинулся на спину и мощно бил копытами воздух, и блестели на солнце все четыре подковы.
Падкая до происшествий толпа разбилась на две части. Одна предпочла остановившийся трамвай с выбитыми стеклами и весь исковерканный автомобилем. Другая – хлынула к молодому всаднику, сжимавшему в объятиях амазонку, лошадь которой переваливалась с боку на бок, расплющив новенькое, желтое английское седло…
Адриану менее всего хотелось быть предметом внимания. Подойдет полицейский сержант, в толпе непременно окажется газетный репортер и с удовольствием поместит бывшего короля Пандурии в хронику происшествий.
Положение создавалось неприятное. Всадница, потрясенная, обомлела. На ноги ее не поставишь. Приходилось, не слезая с коня, держать ее.
Уже слышалось кругом:
– Кто такая?
– Как имя спасителя?..
Но, слава Богу, подоспел конюх, бродивший в аллее, пока всадница совершала так неудачно закончившуюся прогулку.
Бережно поставил конюх переданную ему Адрианом молодую женщину. Адриан хотел уже ускакать прочь. Но это вышло бы не по-рыцарски. Его долг – принять участие в этой гибкой блондинке, еще не пришедшей в себя. Но как быть с лошадью?..
Но и тут выручил конюх.
– Пусть Ваше Величество не беспокоится… Альмедо из нашего манежа… И лошадь мадам стоит у нас… Я обеих отведу…
– Тише… Не называйте меня… – оборвал его Адриан яростным шепотом сквозь стиснутые зубы.
Адриан остановил такси:
– Ваш адрес, мадам?
Как-то по-детски дрогнули веки, замигали часто-часто. И по-детски также шевельнулся маленький ротик:
– Рю Лисбонн, 33.
Адриан усадил ее, сел радом; захлопнулась дверца, шофер повез их по рю де ля Помп и авеню Виктор Гюго к Этуали.
Довольный, что парижская толпа, как-то по-провинциальному жадная до скандалов и зрелищ, осталась позади, искоса поглядывал король на свою случайную спутницу.
Она или еще и в самом деле не пришла в себя, или эта разнеженная томность в полузабытьи, – была интересничанием… Если даже и так, это очень к ней шло, к ее капризному, почти кукольному профилю, к ее хрупкой на вид и сильной в действительности фигуре, фигуре настоящей спортсменки, – ненастоящая так дешево не отделалась бы…
Он подумал, – никакие декольте, никакое оголение не сделают женщину более соблазнительной и притягивающей, чем именно такой строгий, полумужской костюм, под которым, по игре неотразимых контрастов, хочется угадывать нежное, созданное для ласк холеное тело. Да, да, именно под этими кавалерийскими бриджами, под сапогами со шпорами, под черным сюртуком с белым, целомудренно охватывающим шею пластроном, под всем этим прямолинейно-отчетливым и резким затаилась женщина и какая женщина!..