– Хорошие люди не должны расставаться. Самое страшное в жизни – терять. Людей, чувства, знания, молодость и красоту, деньги, воспоминания, свежесть и чистоту мышления, вдохновение. Приобретать намного продуктивнее, – проговорила Женя нараспев, а Владимир вздрогнул – словно прочла она его мысли, настолько тонко подметила то, что он думал, не позволяя разрастись в себе этим соображениям. Порой его поражало, если кто-то другой озвучивал его мысли – настолько это казалось мистическим, неправдоподобным. Точно его душа расщеплялась на несколько кусков, а человек рядом вдруг становился непонятно родным… Чего Владимир теперь не слишком хотел.
– Странно, не знаю я даже теперь, любил ли ее… Как можно назвать этим высочайшим словом наши до странности сбитые, невнятные взаимодействия?
– Любовь ведь имеет тысячи лиц, тысячи названий… Кто мы такие, чтобы делить ее на группы?
– Делить-то как раз надо, чтобы понять, чтобы было не так больно, если это ерунда.
– Если больно, то, видно, и была любовь… Любовные отношения не бывают каноничными и непреложными, потому что образца здесь быть не может. Кто вообще до конца знает, может объяснить, что это такое? Как и истина, как смысл жизни, она имеет миллионы истолкований.
– А любовь Скловского к тебе – тоже любовь? – с вызовом и негодованием от несправедливости и абсурдности происходящего бросил Владимир.
Женя опешила, смешалась и уставилась на свои согнутые на столе пальцы.
– Проявлять чувства, обижаться и негодовать стоит только к тем, кого любишь. С помощью конфликтов можно разрядиться и многое решить. Что может быть скучнее безмятежной реки? – продолжал Гнеушев, нахмурив брови – он не дождался внятного ответа.
– Скучнее, но приятнее… Черпаешь, когда хочешь, что хочешь… И ты зря так непримирим. Многовековые описания любви, лучшего чувства, дарованного человеку, еще не завершены. Я не берусь рассуждать о таких сложных материях.
– Ну и зря.
– Прости, я не так самоуверена. Это ты обо всем имеешь суждение. А это подчас не так просто. И мир не кажется таким однозначным, когда вдумываешься.
Владимир, казалось, остыл и удовлетворился этим ответом. Диалог его с Евгенией Скловской продолжался после еще не один день. Какой-то вечный непрерывный диалог. Так они ликовали возможности невозбранно открывать сердце, столько лет копящее соображения, чувства и расстройства. А вокруг них восстанавливалась из пепла их страна с людьми, навек повязанными кровью оттого, что случилось, оттого, что многие были обязаны кому-то жизнью. Открытие мужества и способности к подвигу у ближнего примиряло и помогало жить. Впрочем, вскоре начались подсиживания, доносы и скандалы в очередях. Было трудно, но теперь копошения на бытовой почве приобретали окрас праздника, продолжения жизни, в которой заложен глубокий смысл, непобедимый, всепрощающий и все заглаживающий. Их поколению удалось сохранить благодарность жизни за то, что та осталась с ними. Женя только теперь начала понимать, что ее поколение из-за трудностей, над ним год за годом довлеющих, в чем-то злее, несправедливее, но сильнее и достойнее тех, которые не подвергались сызмальства испытаниям, которым все доставалось играючи. Несмотря ни на что воспитывали их как лучших людей, и этого не могла отнять никакая иностранная пропаганда, как огня боявшаяся СССР. Они были одни против всего мира, это скрепляло и, обнаруживая несправедливость и западного строя, примиряло с текущими проблемами.