Влада промолчала.
– Люблю нашего командира, – заговорила она через некоторое время, словно делая робкую попытку наладить связь. – Человек слова, чести, не подведет.
– Небось сухой, как чурбан, ни эмоции.
Медленно он прокручивал в голове воспоминания и озарения, связанные с Владой, и силился понять, когда именно произошел коренной перелом в отношении к ней и как он от столь страстной любви, почти ничем не подкрепляемой, вдруг перешел к этому напыщенному цинизму, который сам ненавидел. Впрочем, теперь он мог вести себя как хотел.
– Почему? – удивилась Влада.
– Ты таких людей любишь, особенно женщин. У них сила переходит в непримиримость и уже сухость. Они не умеют гнуться. И это отвратительно, это страшно. От таких людей можно ожидать, что ради принципов, ради чести они без слез положат в могилу сотни, не задумываясь, что неправы. Принципов как огня стоит бояться. В этом случае, вернее, глупых закостенелых принципов. Человек гибким должен быть, потому как в нашем мире не найти ничего однозначного.
– И что в этом плохого? Ты как с цепи сорвался…
Он осознавал, что действительно намеренно очерняет все, что прошло. Но ему было плевать, он откровенно смеялся над Владой. Впервые в жизни. Раньше надо было быть бережным к этой непохожей ни на кого девушке. Вот чем оказалась ее непохожесть – ввернутой, какой-то темной моралью, которую она выработала путем брожения мыслей в своей оригинальной умеющей рассуждать и все самой анализировать головке.
– Да со стороны ничего… Только вот ты и свою жизнь так обедняешь. Сейчас это мало заметно, но к концу ты будешь отвратительной сморщенной старухой, которая будет гнуть всех к земле своей непримиримостью. Ты всегда мне говорила, что у нас два разных мнения, что ты не пытаешься переубеждать меня. А я – что мы обогащаемся диалогами в таком роде, что мы не спорим. А сама окружала себя лишь людьми, которые были с тобой согласны или по крайней мере не перечили. Тебе было утомительно преломлять несогласие других, или ты просто боялась поколебать свое видение? А, может, не хотелось возиться? А меня ты сторонилась… Не поэтому ли? Тебе просто было страшно, что твой мирок рухнет от моих доводов, что мозолило где-то внутри.
– Это с чего мне было страшно? – тон Владлены окрасился издевкой. – Я не раз говорила тебе, что внутренние потайные стороны человека и его самого могут с ума свести, если откроются. Не то что окружающих, думающих, что это лишь лицемерие, а не глубина. Человек – бездна, где уж тут угнаться? И вообще к чему это все… Сморщенным стариком и ты можешь стать.