Марк на развод не соглашался, ждал продажи дома, денег хотел. Гулял, конечно, но тайком. Потому что внешне все оставалось по-прежнему, разве что спали на разных этажах. Но она готовила для них обеды, выгуливали в лесу собаку, сидели вечерами во дворе у мангала, она говорила с ним откровенно, не таясь, как со своим человеком, все равно он был еще родной. А он, видя доброе отношение, не соблюдая границ, снова по-хамски лез к ней, требуя близости, и всегда доводил до конфликта. Она закрывалась в своей комнате, он ломился вслед и настырно бился, выкрикивая, что боится за ее жизнь, обещая выломать дверь, до тех пор пока она не открывала. Вбегал и выдергивал из ее халата пояс, осматривал комнату и забирал маникюрные ножницы, пилки. Делал это театрально, демонстративно, а потом объявлял: «Ну, теперь я могу быть спокоен, что ты не вскроешь вены, ничего с собой не сделаешь». И уходил на всю ночь. В первый раз она удивилась: «Ты бредишь? Что ты о себе возомнил? Чтобы я из-за тебя лишилась жизни?»
Он уходил, потом звонил, интересовался, не нужно ли купить чего в аптеке «от сердца» или вызвать «Скорую»? «С чего бы?» – удивлялась она. «Ну, ты такая была расстроенная, плохо выглядела. Я переживаю за тебя».
Возможно, он даже себе не признавался, что мечтал о ее смерти и готовил себе алиби. Продуманный мент. Когда наступит час и маниакальная мечта его сбудется, никто не заподозрит его в доведении жены до самоубийства или инфаркта. Она не могла додуматься до этого. В голову не могло прийти. Но его постоянные предостережения: «Смотри, не вздумай что-нибудь с собой сделать тут одна!» – оставались в памяти и всплывали во время одиночества.
Он снова приходил, Марина выслушивала его, он врал, продолжал искать или делал вид, что ищет снова дорогу к ее сердцу и все время параллелил. Знакомился с туристками, проводил с ними время, развлекался, спал то с одной-то с другой, сравнивал, взвешивал выгоду, от какой получит больше, и продолжал добиваться ее близости. Клялся в верности, по-собачьи заглядывая в глаза, то уговорами, то силой пытался затащить в постель, падал на колени, целовал ножки. Но это уже не работало и, увидев ее понимающую, снисходительную улыбку и отрезвляющий взгляд, зло смотрел ей в лицо, уходил, хлопнув дверью. Возвращался пьяный и расхаживал по всему дому, хлопая дверями, что-то разбивая, роняя, терзая несчастную собаку, создавая беспорядок. Привлекая ее внимание, раздражая, выводя из себя, доводя до слез, до крика. Удовлетворенный подскакивал с истеричным: «Посмотри, у тебя синие губы, тебе плохо! Плохо! Я вызываю «Скорую»!»