– Взрыв пробил три палубы наверх, погибли сразу двести пятьдесят человек, включая оркестр, – все, кто на нижних палубах находился. Рассказывают, вода, кровь, руки-ноги, головы, тела – все перемешалось, текло по палубам. Коленька еще жив был: по тревоге, как положено, сначала всех на юте построили, на кормовой части – около тысячи человек, решили из личного состава, кто не участвовал в работах по спасению корабля, эвакуировать на берег. Но Пархоменко – командующий флотом, отклонил эвакуацию, приказал всем бороться за корабль. А тот быстро воды набрал, носом накренился, стали выравнивать, перекачивать воду, а перегородки итальянские из легкого алюминия, не держат, не было отсеков, как у наших боевых кораблей. А командир корабля – Кухта – в отпуске был, и Резник, второй человек после командира тоже в Сочи отдыхал. Взрыв полвторого ночи случился, а линкор затонул позже. Вот часики Коленьки, что на нем были, остановились в четыре пятнадцать, когда корабль перевернулся, – оттикало его время. Я не стала их чинить и заводить больше, не для кого…
После ночами грузили в огромных мешках то, что осталось от воинов, и увозили под покровом ночи, как разбойники, на Северную сторону в братскую могилу. Нигде ни словом – ни по радио, ни в газетах не обмолвились о трагедии. Мусор мы для них. Сколько душ погублено, напрасные жертвы. А у Коли моего был дружок, флагманский механик, служил в пятидесятой дивизии крейсеров, он там тоже оказался – в ту ночь всех подряд по тревоге подняли на «Новороссийск», ему удалось спастись, после того как корабль затонул, две недели в госпитале пробыл. Так он мне после много чего рассказывал про ту страшную ночь. А к нему в госпиталь прибегали из военной прокуратуры, допросы чинили, вот Семен и сказал мне, что подозревают, что дело рук итальяшек, они, мол, подорвали. Где-то заложили ящики с минами, когда корабль отдавали, а потом водолазы и подорвали в подходящий момент. Не могли они смириться с такой потерей. И в эту версию нам тогда верилось больше всего. А как на самом деле было, не знает никто и вряд ли уже узнает. А с чего ты мне такие вопросы задаешь, милая? Никак влюбилась в морячка? Не надо, он тебе не ровня!
– Не влюбилась, бабушка! Ну откуда ты знаешь, что не ровня? Как это можно категорически говорить?!
– Мне деточка, можно. Я кровь твоя родная, не нужен он тебе, он подранок, гулена, пьет много, странствует, дома не бывает, не говоря уж о том, что старше вдвое. Мать его рассказывала, как он зарекался не жениться никогда после той девахи, что ему изменила, любил ее сильно, баловал, шубы из Греции возил дорогущие, а она предала его.