Подхожу с огромными усилиями к человеку, которого ненавижу за всё. Кладу аптечку рядом. Достаю из неё бинты, перекись.
– Мне нужна горячая вода, – выдавливаю из себя.
– Иди, – кидает без каких-либо эмоций.
А я только с радостью выбегаю из комнаты. Быстро наливаю воду из-под крана, ставлю электрический чайник на подставку. Жду каких-то пять минут. Разбавляю кипяток с холодной водой и возвращаюсь обратно. Прихватываю с собой полотенца.
Но перед этим говорю себе больше никогда не помогать Артуру. Он неблагодарный. Бессердечный. Бездушный!
И опять в этом убеждаюсь, когда захожу в комнату. И опять в мою сторону летят тяжёлые для меня слова:
– Долго.
Именно сейчас хочу сказать, что пошёл бы он куда подальше. Но не могу. Не так меня воспитывали. Когда нуждающемуся необходима помощь, если я могу, всегда помогу.
Но здесь другая ситуация. Но всё же совесть потом будет сжирать каждый день. Всё больше и глубже.
Поэтому ставлю рядом с Артуром кастрюльку с водой. Опускаю полотенце и шиплю от боли, когда горячая вода травмирует кожу. Кажется, недостаточно развела водой.
Плевать. Ещё тратить времени я не намерена.
Слегка выжимаю полотенце, поворачиваюсь в сторону багровой спины с множеством рубцов и сглатываю.
Давай.
Ты же дотронешься тканью, а не ладонями.
Пытаюсь себя запрограммировать именно так. Я ведь сказала себе – никогда не прикоснусь к нему по собственной воле. Не потянусь к нему пальцами. Только если он сам не возьмёт меня в руки. Тогда я не вырвусь.
Но сейчас… Опять же, всё по - другому.
Поэтому мягко прижимаю горячее полотенце к ранкам.
Готовлюсь к матерным словам, проклятиям, но слышу только тихий рык. Сдерживается. Не кричит. От этого чуть расслабляюсь. Но не до конца. Я всё ещё рядом с ним.
– Прости, – зачем-то извиняюсь.
На самом деле, я чувствую вину.
Из-за меня у него такая спина.
– Забей.
Прикрываю глаза, веду полотенцем по красноватой коже. Стираю кровь. Промываю полотенце и снова вытираю оставшуюся.
Вижу плотно сжатые пальцы на напряжённых коленях. Терпит. Ни звука не издаёт.
Заканчиваю промывать раны.
Достаю бинты. Убираю влагу и поясняю свои действия. Опять же – зачем, не знаю.
– Я обработаю все ранки, – начинаю, убирая бинты в сторону. Достаю раствор, смачиваю в нём марлю и опять прохожусь по порезам. – Мелкие царапины оставлю так, а места от ножей закрою, чтобы они быстрее заживлялись.
– Ага.
И это всё, что он может сказать?
– Тебе бы к врачу… – произношу ещё тише. Я - не доктор. Вспоминаю уроки в школе, которые, наконец, мне пригодились.
– Без тебя разберусь, – эти слова сказаны не грубо, но и не с благодарностью. Обычно. Сухо. А мне отчего-то становится обидно. Он не считает мои слова как за что-то серьёзное.