На секунду стопорюсь.
Не пойму как, но перед глазами всплывает не та, кто сейчас лежит передо мной. Тянется пальцами к чёрной рубашке. Совсем не та.
Моргаю и выкидываю все мысли из головы. Впиваюсь в чувственные губы, что прут напролом, своим ртом и откровенно трахаю. Привык к напористости. Да только со своей стороны.
А тут девчонка заигрывается. Особенно когда пальцы скользят под рубашку, касаясь голого тела. Ненавижу это.
А сейчас вообще бешусь. Когда тёплые ладони останавливаются на одном большом рубце. Чуть ниже сердца. Прямо между рёбер.
Тянусь ладонями к её запястьям. Перехватываю их, пригвождаю к постели. Прикрываю глаза и наступаю. Целую больно, горько, кусая за губу. До крови.
Злюсь. Ощущаю в груди невероятную злобу, что рвётся наружу.
А всё из-за одной блондинистой макушки, что сейчас появляется перед глазами. Хотя подо мной лежит совсем другая.
И так в который раз.
Нет. Не так. В каждый грёбаный раз.
Потому что у меня снова не встаёт. Не возбуждает ни на йоту.
Что-то внутри шевелится, но не то. Это как шаркать спичкой о тёрку на коробке. А там только искры. Нет огня.
И, когда понимаешь, что не загорается – осознаёшь. Дело не в спичке, что я сейчас собираюсь трахнуть. А в пачке. Во мне.
И здесь либо на мусорку, либо… Ничего.
Но всё же представляю её. Маленькую, хрупкую с изящными изгибами. С миниатюрной грудью, что тяжело и часто вздымается. С розовыми твёрдыми сосками.
Но даже так ничего не происходит.
Возбуждение подливает масла в огонь – в меня, но того кайфа, что испытываешь при сексе нет.
А я люблю кайф.
Эта ещё и молчит. Как воду в рот набрала. Ни стона, ни мычания. Нет, они есть. Но не такие яркие. Не приносят того, что передавала Ма…
Та девчонка.
Точно, Климовская дочка.
Вспоминать о ней не хочу. Но.
Она сама невольно всплывает у меня в голове.
Наверное, потому что хочу.
Да только не позволяю себе. Иначе окончательно превращусь в животное.
Назар был прав. Но признавать я не хочу. И извиняться не собираюсь.
Маму уже не вернёшь. И Климову не отомстишь. Тот решил умереть ради дочери, оставляя ей массу проблем. Хотя, зная, что ему остались сутки или двое, вряд ли бы он это сделал. Хотя…
Судя по всему, что он успел оставить завещание, был готов.
А я уподобился чудовищу, что однажды сделал также с невиновной женщиной. Каюсь? Нихрена. Стыдно? Ничего подобного.
Меня переполняют совсем другие чувства. И точно не сожаления.
Я больше не появлюсь в жизни той девчонки. Иногда буду подкидывать денег. За моральный ущерб. И оставлю в покое.
Этого мало, но я по-другому не умею.
Внезапно дверь за спиной хлопает о стену. Негромко. Но хорошо слышно. Амёба подо мной же молчаливая.