...В моем ссыльном городке - в Темпельбурге - я как-то услыхал победный рев военного оркестра. Этими победными ревами был пронизан весь эфир. Я попытался свернуть в сторону, но не успел: прямо на меня сияя ревущей медью и оглушая меня барабанным грохотом пер военный оркестр. Перед оркестром, как это, вероятно, бывает во всех странах мира, катилась орава мальчишек, вооруженная палками, деревянными ружьями и всяким таким маргариновым оружием. Над всем этим стоял столб раскаленной июльской пыли, а за мальчишками и оркестром, за басами и барабанами, тяжело и грузно, в пыли и в слезах, маршировали сотни две беременных немок.
Я повидал на своем веку разные виды, но такого даже я еще не видывал. Беременный батальон маршировал все-таки в ногу, отбивая шаг деревянными подошвами - кожаных уже не было. В своих грозно выпяченных животах они несли будущее Великой Германии: будущих солдат и будущих матерей будущих солдат, будущих фюреров. Другие будущие солдаты и матери будущих солдат семенили рядом, ухватившись ручонками то за материнскую руку, то за материнский подол. Сзади ехал скудный обоз со скудными пожитками.
Это, как оказалось, были "Schlitterfrauen", по терминологии немецкого зубоскальства, - жертвы английских налетов на Берлин. Их через Темпельбург гнали в какой-то лагерь: неужели нельзя было не устраивать этого беременного наряда?.. Оркестр гремел что-то воинственное, вот вроде "Wir fahren gegen England" или "Wir marschieren... tiefer und tiefer ins russichen Land". Мужья этих валькирий, действительно, куда-то доехали и куда-то улеглись до английского плена и до могилы на русской земле. Стулья и занавески, кофейная посуда и двуспальные кровати ("мечта каждой невесты", - как говорила немецкая мебельная реклама), - все это пошло дымом, вопия к небу и попранной философии истории. Какой-то стоявший рядом старичок восторженно обернулся ко мне: "Вот это настоящее национал-социалистическое солдатство".
Действительно Soldatentum! Здесь ничего не скажешь! И ребят-то сколько?! Приказ есть приказ: приказано было рожать. В других странах идет пропаганда рождаемости, дают премии - и ничего не выходит. Здесь достаточно было приказа. Мы - народ без пространства - Volk ohne Raum. Нам нужны новые территории. А для того, чтобы заселять эти новые территории - нам нужны новые солдаты. Логики немного - но есть приказ.
Я стоял в состоянии некоторого обалдения, пришибленный чувством жути, жалости и отвращения. Тяжкие животы тяжко плыли мимо меня, держа равнение и шаг. И, вот, сзади, в хвосте колонны, я заметил мою Валькирию. На своих маргариновых руках она несла еще какое-то потомство. Мать шла рядом, грузно колыхаясь еще одним "будущим Германии". Я подошел и помог. От Валькирии я узнал, что дом, в котором мы жили - Фриденау, Штирштрассе, 16 - перестал существовать. Перестала существовать и мебель, которую соседний д-р Фил купил у меня за двадцать тысяч марок. Берлин почти разбит. Муж Валькирии-старшей куда-то мобилизован и исчез в глубине русской земли попал в плен. Словом, как будто я оказался прав... Но обе Валькирии смотрели непоколебимо: