Наступают неизбежные времена голода: муки рождения нового, невыразимо прекрасного будущего. Д-р Карк извлекает из дырявых зубов масло и яйца. Крестьянин сидит на своем собственном хозяйстве. Д-р Карк получает дрова и уголь, потому что он иначе не может пломбировать партийные зубы. Крестьянин ходит в лес и рубит дрова сам. Рабочий не имеет никаких возможностей кроме тех, которые предоставляет ему победоносная революция: карточек и очередей. Он, связанный "трудовой дисциплиной", не имеет даже возможности поехать в деревню и обменять свои старые штаны на фунт картошки, если даже у него и остались эти штаны. Революция, идущая к своей окончательной победе, кует мечи и цепи, и рабочий прикован к станку: он должен быть "ударником", "stossarbeiter"-ом; он должен участвовать в социалистическом соревновании "Sozialistisher Wettbewerb", - он должен проявлять достижения "Leistungen". Официальный, восьмичасовой рабочий день обрастает всякими сверхурочными. Вместо часовой заработной платы вводится сдельщина. Но так как и нормальную, и сверхнормальную заработную плату в реальности уплачивать все равно нечем - все равно все лимитировано карточками, то вместо пряника дополнительного заработка пускаются в ход плети дисциплинарных взысканий. И пролетариат попадает в такой переплет, в какой не попадает никакой иной слой населения. Он скован по рукам и ногам, и он ест только то, что власть ухитряется награбить у мужика. А мужик делает все от него зависящее, чтобы не дать себя ограбить. Он лишен всяких политических прав, ибо мудрецы, планирующие производство, все уже сами предусмотрели, все расставили по своим местам, всему указали и время, и место. И уж, конечно, пролетариат лишен всяких прав на самозащиту, как, впрочем, лишены его и все остальные слои населения. В частности и в особенности, он лишен всяких прав на забастовку.
История рабочего движения вообще и стачечного, в частности входила в наши университетские курсы политической экономики. Кроме того, умственная мода предреволюционной эпохи требовала знания всего того, что ускоряло неизбежный приход светлого будущего, какое сейчас мы и переживаем. Таким образом, я, в свое время, перецитировал и Меринга, и Лабриолу, и Ситирина, и многих других. Потом - наступило светлое будущее, и мне пришлось сдавать экзамен по политграмоте в СССР и знакомиться с политической идеологией Третьего Рейха. Пройдя живой опыт двух победоносных движений, я на собственной шкуре и собственными глазами убедился в том, что все эти цитаты были совершеннейшей чепухой - такой чепухой, что мне и сейчас еще стыдно за то драгоценное время моей молодости, которое я ухлопал на этот вздор. В самом деле: самый организованный пролетариат мира - германский, и самый передовой пролетариат мира - русский, проделывали такие-то и такие-то подвиги, перли за такими-то и такими-то лозунгами, орали "ура" таким-то и таким-то великим мыслителям, вождям и человеколюбцам, устраивали забастовки, лезли на баррикады, носили знамена и приносили жертвы, и все это оказывается только для того, чтобы попасть в Гестапо и ГПУ. Стоило ли огород городить? Может быть всего этого можно было бы достичь и без цитат? Те русские рабочие, с которыми я сиживал по тюрьмам и лагерям, ездил в товарных вагонах или занимался обменом старых штанов на черный хлеб, не могли вспоминать без скрежета зубовного о своих былых вождях, лозунгах и цитатах. Не знаю, как немецкие рабочие. Здесь, кажется, элемент здравого смысла еще не успел выкарабкаться из-под бумажной лавины и, судя по выступлениям д-ра Шумахера, даже и Дахау не научило людей ровным счетом ничему. Здесь еще, по-видимому, властвуют цитаты и здесь царствует тот умственный кабак, который цитаты рождают с истинно железной неизбежностью. Кроме того, революция Германии была на самой заре своей прекрасной холодности зарезана внешним врагом. И у каждого из профсоюзных бонз Германии остается возможность оперировать всякими запрещенными союзной цензурой "если бы": "Если бы Фюрер не объявил войны России... Если бы Фюрер рискнул бы на десант в Англию... Если бы Фюрер дал мне, доктору Шумахеру чин министериалрата... Вот тогда мы построили бы настоящий социализм." Мысли эти вслух не высказываются, но они носятся в воздухе и в трамваях. Революция прервана хирургическим путем. В России она помирает так сказать терапевтическим способом: все "если бы" уже использованы, все "внутренние ресурсы" исчерпаны. Голый опыт стоит во всем своем бесстыдстве и никаких цитат не хватит для прикрытия его вопиющей наготы.