Оказавшись там, я пошла в сарай, в комнату Ника. Это был первый раз, когда я вернулась сюда за последние недели, и мне казалось, что все следы Ника стерлись с лица земли. Его одежда исчезла, а простыни и одеяла на узкой кровати были выстираны и заменены, не оставив и следа его запаха.
В последний раз я позволила себе заплакать, и даже когда мои слезы падали, я проклинала Ника с каждым вздохом. Когда все было кончено, я положила коробку с кулоном в бельевой шкаф, запихнув ее в самый дальний угол на верхней полке. Потом я закрыла дверь, закрыла шкаф и все воспоминания о Нике.
После этого жизнь вошла в привычную для меня рутину. Хью постоянно работал вместе с отцом на мельнице, и я с удвоенной силой взяла на себя роль его жены. Даже тетя Дарла не нашла в моем доме ни пятнышка грязи, а она действительно искала.
Судья находил предлог приходить сюда чуть ли не каждый день, и я радовалась его визитам. Вместе мы посадили мой первый огород, каждый ряд которого был сделан с математической точностью. Когда-то пустые клумбы вокруг дома теперь цвели кустарниками и цветами: азалии, японский остролист и спирея, герань, петунии, душистый горошек и хоста, а также несколько цветов креп-мирта, добавленных для высоты и контраста.
Когда мы с Хью решили, что пришло время, мы собрали наши семьи и сообщили им новость о ребенке. Все были в восторге, и я вошла в совершенно новый мир, на который раньше никогда не обращала особого внимания; мир традиций воспитания первородных матерей юга путем передачи кусочков мудрости, собранной из поколений женщин, ушедших раньше.
– Аликс! – моя мать взвизгнула, когда увидела, что я тянусь за миской на верхней полке шкафа. – Немедленно прекрати это. Разве ты не знаешь, что обернешь пуповину вокруг шеи ребенка?
Когда я страдала от изжоги, тетя Дарла сказала мне, что это означает, что у ребенка будет много волос.
Хелена вступила в игру, предупредив меня, чтобы я ничего не боялась, потому что это «отметит» ребенка. Казалось, что у всех были такие приметы, и они потчевали меня ими при каждом удобном случае. Я отшучивалась от этих историй, но моя бедная акушерка, жительница Нью-Йорка, переехавшая сюда, пришла в ужас, когда я повторила ей эти истории, и приказала мне не слушать ничего из того, что говорила моя семья. Я не думаю, что она когда-либо полностью понимала концепцию южной традиции, и несколько лет спустя она перенесла свою практику обратно в «цивилизацию».
Все казалось розовым и совершенным снаружи, но это было так далеко от истины. Несмотря на то, что я притворялась, мне было больно, как никогда прежде. Вы не можете включать и выключать любовь, как выключатель света, как бы сильно ни старались. Все, что вы можете сделать, это отгородиться стеной, ставя по одному кирпичику за раз, пока не создадите непроницаемую крепость вокруг своих эмоций. И как только эта крепость будет построена, вы замаскируете любовь так хорошо, что даже сами больше не сможете ее видеть. Вот что я сделала со своей любовью к Нику, и ненависть стала моим камуфляжем. Это повлияло на все в моей жизни. В первый раз я потеряла из виду сердцевину амбрового дерева и теперь видела только бледную волокнистую древесину, искривленную и ненадежную.