- Папа, - продолжает ребенок и встает на сиденье, - а давай посмотрим на реку. Может быть, мы увидим этих эльфов, которые шапку принесли. Или гномиков. Может быть, они еще не убежали обратно. К своим печкам. Это же они дымки пускают? Да?
- Конечно, конечно. Давай, - легко соглашается Лева. Посмотрим.
Он берет дочку на руки, поднимает и подходит к самой ограде.
Теплый воздух над ближними полыньями, словно тончайший шелк. Радужные нити. Одежда невидимых кочегаров. Кузнецов и косарей. Они славные. Не курят и не дергают девчонок за косички.
Лизка молчит. И Лева молчит. Очень красиво.
- Папа, - неожиданно говорит ребенок, - папа, ты не сказал, почему мама звонила медленно-медленно.
- Не сказал? - переспрашивает Лева.
- Не сказал. - Лизка поворачивает свою головку и смотрит ему прямо в глаза.
- Потому, что думает о нас с тобой. Просто думает о нас с тобой - и все.
На лице ребенка появляется удивительное выражение. Оно светится. Оно греет. Внезапно Лизка обхватывает Левину голову руками. В одно мгновение. Как мяч. Притягивает к себе. Прижимает и целует. В нос, в щеки, в губы. Горячо.
Дурацкий ком подкатывает к горлу Васильева.
- Скоро наступит весна, - говорит он. - Очень скоро. И в этих полыньях будут плавать уточки. Большие и маленькие. И мы их обязательно придем смотреть. Обязательно.
- Да, - отвечает Лизка, - да, очень скоро.
На белом снегу берега и реки тени. Бесконечная полоска крестиков ограды. И над ними два шарика. Два нолика. Две головы-головушки.
Папа и дочь.