— Ну, тогда ладно. Если тебе что-нибудь понадобится, я буду в прачечной. Тебе не нужно что-нибудь постирать? — дрожащим голосом спросила мать.
Он проигнорировал ее вопрос и открыл холодильник.
После того, как Марго практически убежала в заднюю часть дома, Эмма тоже побрела на кухню. Согласно укоренившейся в последнее время модели их поведения, ей тоже следовало исчезнуть. Но она обрадовалась его вмешательству, и ей было интересно узнать, что он думает об их небольшой семейной ссоре.
— Не понимаю, как тебе удается оставаться в такой отличной форме, тогда как ты, похоже, питаешься одними отбросами, — сказала она, глядя, как он достал из холодильника кучу мясной нарезки, помидоры и хлеб. Чёрч взглянул на нее и принялся делать бутерброд.
Намазав маслом два куска хлеба, он наконец заговорил.
— Ты ей не нравишься.
Эмма кивнула и стащила из контейнера кусок нарезки.
— Да, не нравлюсь. Тебе повезло — тебя она боится.
— Хорошо.
Чёрч набросился с хлебным ножом на помидор. Шеф-поваром он определенно не был, это точно. Она поморщилась от того, как агрессивно он орудовал лезвием, скорее не разрезая овощи, а колотя ножом об стол. Когда он порезал себе указательный палец, это ни для кого не стало шоком. В повисшем молчании Чёрч поднял палец и осмотрел рану.
На кончике пальца, поблескивая под огнями кухонных светильников, балансировала жирная капля алой крови. Эмма посмотрела на кровь, а затем подошла к нему. Он бросил на Эмму быстрый взгляд, и, когда она схватила его за руку, с интересом уставился на нее. На то, как она сунула порезанный палец себе в рот и обхватила его губами.
Сама она проделывала такое десятки, сотни раз. Не раздумывая, не гадая, это была просто естественная реакция. Поэтому Эмма посчитала вполне логичным сделать это и для него.
Его указательный палец на секунду напрягся, затем прижался к ее языку. Сильно. Свободной рукой он схватил ее за бедро — в ней по-прежнему был зажат нож. Лезвие царапнуло Эмме бок, кончик ножа коснулся ее подмышки.
Не успела она поднять на него глаза, как Чёрч шагнул к ней и прижал ее к кухонной стойке. Столешница больно впилась ей в бедра. Он медленно вынул палец у нее изо рта, затем провел им по ее нижним зубам, по губам и по подбородку.
— Ты не красивая, — выдохнул он.
Эмма кивнула, и его пальцы обхватили её горло.
— Ты это уже говорил.
— Ты не красивая, — упорствовал он и, закрыв глаза, все крепче и крепче сжимал ей горло. — Ты... изысканная. Ты — совершенство.
Господи, ради этого мужчины она была готова на всё. Прямо здесь и сейчас встать перед ним на колени, отсосать ему на глазах у Марго, Джерри, Бога и всех, кому только захочется посмотреть. Разорвать себя и вобрать его в себя. Хранить его в целости и сохранности, а самой просто исчезнуть.