Двадцать футов.
Пятнадцать.
Восемь.
Два.
— Привет.
Нет ответа.
— Ты не возражаешь, если я посижу здесь? — Кладу руку на спинку деревянного стула напротив него, намереваясь вытащить его.
Ретт напрягается, но головы не поднимает.
— Да, возражаю.
— Тогда ты не возражаешь, если я сяду за стол рядом с тобой? — Я нажимаю на его кнопки, ожидая реакции, но он лишь бросает на меня короткий взгляд.
Пожимает плечами.
— Это свободная страна.
Я прикусываю губу, чтобы скрыть улыбку, радуясь, что он не сказал мне уйти.
— Думаю, я заслужила этот отказ.
Одна бровь взлетает вверх.
— Отказ?
— Да, это когда ты…
Ретт фыркает, но по-прежнему не смотрит на меня.
— Я знаю, что такое отказ, Лорел. Я просто удивлен, что ты это знаешь.
Дерьмо. Понимаю, что он злится, но разве обязательно быть таким козлом?
Я громко фыркаю.
— Не обязательно быть таким злым.
— О, мне так жаль. Я не знал, что ты, из всех людей, настолько чувствительна. Думаю, ты не фанат быть на другом конце шутки.
Мои пальцы крепче сжимают стул напротив него.
— Я понимаю, что ты делаешь.
— Шутки должны быть смешными, да? Ха — ха.
— Думаю, заслужила это, — признаю я, переминаясь с ноги на ногу, перенося вес рюкзака с одного плеча на другое. Он становится тяжелым, и я не знаю, как долго хочу стоять здесь, держа его. — Так я могу сесть здесь?
— Не знаю, зачем тебе это нужно.
— Потому что я… — не могу закончить предложение, потому что не знаю, что сказать.
— Ты хочешь сесть здесь, потому что чувствуешь себя плохо? Ты чувствуешь вину? Хочешь еще раз извиниться? — Он сыплет вопросами, но по-прежнему не смотрит на меня. — Поверь мне, что бы ты ни хотела сказать, можешь не беспокоиться об этом. С меня хватит.
Какой лжец.
— Ретт, пожалуйста, я пытаюсь.
Он ворчит себе под нос на языке, которого я не понимаю.
— Oui en effet. (перев. с фран.: Да, действительно).
— Почему ты не смотришь на меня?
На этот раз его руки застывают над клавиатурой ноутбука. Он поднимает голову и сужает глаза — свои темно-карие глаза.
— Ты настоящая стерва, ты знаешь это?
— Я… я… — у меня отвисает челюсть. — Не нужно быть таким грубым.
— Ты действительно считала все это дерьмо милым, не так ли? Посылаешь сообщения и пошлые смски, а потом показываешь своей гребаной кузине.
— Нет. Все было не так.
— Ты думаешь, что можешь делать это дерьмо, потому что ты красивая? Думаешь, ты можешь делать все, что захочешь?
— Нет.
Я имею в виду, иногда, да.
— Господи, какой же я идиот. Должен был догадаться.
— Клянусь, я не показывала кузине сообщения. Я просто рассказал ей о них, потому что она спрашивала.
— Какая разница? Рассказать и показать — это все еще вторжение в мою личную жизнь.