— Интересная у вас семья, — покачал он головой, а потом задумчиво на меня посмотрел.
Издевается он надо мной, что ли? Да уж. Интересная, интереснее некуда. Я пожала плечами, еще больше убедившись в правильности своего решения помалкивать о нашем с ним родстве.
— Впрочем, ничего удивительного, — добавил граф после паузы. — Чем сильнее дар, тем сложнее характер. У меня тоже… хм... непростые отношения с… родственниками.
А вот это он зря. До сегодняшнего дня у нас, родственников, с ним были идеальные отношения. Он меня не знал, я его тоже. Познакомились, называется.
— Но у вас же есть свидетельство личности, мисси. Дайте, я посмотрю.
С тяжелым вздохом, кося глазом на отчего-то хмурого Тора, я вытащила документ и протянула его архимагу.
Развернув бумагу, он вгляделся… Его правая бровь вскинулась вверх, но больше никаких признаков шока потомственный аристократ не показал.
— Понятно, — он вернул мне бумагу и побарабанил пальцами по черной столешнице.
Я печально вздохнула. Понятно, что ничего не понятно...
— Юридически это сейчас ваше официальное имя, но вы в курсе, что не можете его использовать для заклинаний?
— Совсем не могу? — расстроенно уточнила я, даже забыв о том, насколько это “имя”, точнее, кличка мне неприятна.
Приятно, неприятно, а когда выбирать не приходится … будешь и Злолушкой. Неужели мне не дадут выучиться даже на теоретика?
Ректор взглянул на Тора и кивнул на дверь:
— Оставь нас, я приглашу, когда понадобишься.
Рыжий вспыхнул негодованием, открыл было рот, чтобы возразить, посмотрел на меня, на смятое в моей руке свидетельство и… промолчал.
И дверь за собой прикрыл очень аккуратно. Так медленно, словно успел навесить какое-нибудь пакостное заклинание. Я же знаю, на что он способен!
Архимаг усмехнулся, щелкнул пальцами, и дверь открылась и с грохотом закрылась. На этот раз очень плотно.
— Итак, мисси, ваше официальное, документально узаконенное, имя Злолушка Ведьмински — это при благоприятных обстоятельствах сильнейший оберег. А при неблагоприятных — неприятнейшее проклятие. Любое ваше заклинание будет нестабильным при таком имени и поведет себя непредсказуемо, потому что мы не знаем, какие чувства были вложены в это имя тем, кто его вам даровал.
"О, нет, это мы как раз знаем", — подумала я. Вряд ли мачеха испытывала ко мне любовь или хотя бы дружелюбие. Но вытаскивать грязное семейное белье не стала даже при родственнике. Его десятки лет не интересовали наши семейные дела, так с чего бы посвящать его в них сейчас?
Я молча кивнула, и граф продолжил:
— Как вы знаете, любой дар может принести и счастье, и несчастье, в зависимости от чувств дарителя.