Все такое чистое, уютное, что я немного опасалась находиться среди всего этого великолепия.
Похоронную процессию мы со Станкой давно обогнали, спеша в сторону основного входа церкви и слыша первый звон колокола. Отпевание Владимира Максимовича Дольского должно было скоро начаться. Близкие друзья и родственники зачитывали Псалтырь прежде, чем гроб с покойным внесли бы в храм, поэтому у нас оставалось еще немного времени на осмотр. Я шагнула по ступенькам и решительно толкнула тяжелые двери, тут же ощутив аромат благовоний.
— Говорю вам: нечистое это дело! Разве можно отпевать покойного, когда мощей нет и защиты у храма никакой?!
На наших глазах Олег отчаянно спорил с кем-то из прислужников. Тот, пряча руки в широких рукавах своей золотой мантии, внимательно слушал его. Судя по повышенным тонам, спор явно шел давно и касался нашей общей проблемы — мощей святой Агриппины.
— Ты зря беспокоишься, сын мой, — седовласый мужчина с густой бородой. Я внимательно присмотрелась к нему, но ни внешние данные, ни одежда не помогли определить, кто это. — Все это проделки бесов и врагов наших. Но мы сильны как никогда.
— Настоятель, — шепнула мне Станка, заметив мой интерес. — Редко его видно, все чаще Пантелеевич мелькает в народе. Димитрий Архипович вроде.
— Ты откуда знаешь? — удивилась я, а затем вздрогнула, ощутив на себе внимательный взор. Настоятель нашей церкви смотрел в нашу сторону.
— Мы поговорим после службы, сын мой, — коснувшись руки Олега, пообещал Димитрий Архипович, улыбнувшись нам и крестясь, приветствуя громко:
— Добро пожаловать в дом Божий, девушки.
— Э-э-э... Здравствуйте, — проговорили мы одновременно, провожая настоятеля.
Стоило ему исчезнуть за поворотом, как мрачный Астафенко обратил на нас внимание. При виде меня у него скрипнули зубы. А уж от Станки и ее непокрытой головы вовсе парня перекосило. Несколько свечей, расставленных подле иконы дня в центре зала, вспыхнули. Горбатая кикимора, продающая на входе крестики, свечки, иконки да прочую ерунду, быстро спряталась под лавку, боясь показать нос.
— Замогильная! — прорычал Олег, широким шагом направляясь к нам. — Ладно, у тебя ни совести, ни воспитания. Но ты притащила в храм, святое место, эту… — он махнул рукой в сторону цыганки и обжег нас злым взглядом.
— Кого «эту», Олегушка? — усмехнулась Папуш, отодвигая меня в сторону и выходя на передовую, упирая руки в бока. Даже в спине прогнулась немного, чтобы внушительный бюст было лучше видно. От этого зрелища у бедолаги появились красные пятна на лице, а пальцы принялись судорожно оттягивать ворот мантии, будто она его душила.