Бомба затикала громче…
Я запустила пальцы в шерсть Млада. С тех пор как Тредену разрешили охотиться с ним, зверь расслабился, подобрел и начал позволять мне некоторые вольности, а иногда и сам выражал симпатию: то толкнет небрежно, то ткнется влажным и немного шершавым носом в руку. Когда я рисовала его, он, словно понимая, что надо держать позу, не двигался, и лишь когда я говорила: «Закончили», расслаблялся и начал заниматься своими делами как то дрыхнуть на лежанке. Иногда он просился в коридор, и я его выпускала на свой страх и риск, нарушая запреты Вандерии. Млад никогда не уходил далеко, и держался незаметно. Думаю, он охранял подходы к нашей комнате. Золото-зверь, не правда ли?
К Флане Млад тоже привык, но не удостаивал вниманием, и всадница относилась к нему так же. С тех пор как прибыли мэзы, она дежурила чаще, и в такие дни поднималась в комнату к ночи, уставшая донельзя. Встречая девушку, я каждый раз заставляла ее переобуваться, стаскивала с нее грязные вещи, указывала на подготовленную заранее теплую воду и мыло, и следила, чтобы девчонка хорошенько умылась. Раз в неделю я обязала Флану принимать ванну, а после сама обрабатывала ее ожоги мазями, чтобы скорее зажили и без шрамов.
Всадница сначала очень неохотно и даже агрессивно воспринимала мою заботу, а потом привыкла и сама начала просить меня постричь ей аккуратно волосы. Я периодически состригала отрастающие окрашенные сухие патлы Фланы и придавала им форму. Свой цвет волос у девушки был темный, и он изумительно подчеркивал ее холодные ярко-голубые глаза.
Мне хотелось пробудить в Флане женственность, и я не скупилась на комплименты, убеждая ее, насколько у нее необычная в лучшем смысле внешность, но девушка реагировала на них болезненно и огрызалась: собственная красота ее ничуть не радовала, даже угнетала. Это, конечно, следствие того, что сделал с ней Вазраг, и того, что она бесплодна: она вбила себе в голову, что не является женщиной и поэтому ее красота бесполезна. Флана выбрала «быть мужчиной» и стремилась к тому, чтобы стать сильной физически, опасной, внушать страх, главенствовать… Физически у нее были для этого все данные. Но и только. Умом и поведением она оставалась подростком – двадцатилетним, почти двухметровым – но все же подростком, обидчивым, капризным и задиристым.
Она знала, что я каждый день пью, морщась, какой-то отвар, и подозревала, что я вижусь с Зеном. После того случая с Артой я долго ей рассказывала, что это я украла гуи, что сама возилась с ним, и поэтому мне так хотелось побыть с «птичкой» тогда. Флана послушала меня да ответила: