— Лучше принеси мне смарагд. И скорее, если действительно хочешь помочь. У Ванде в сокровищнице точно есть, а если у нее нет, то возьми у мэз. Если не сможешь передать до суда, то принеси во время. Камень должен оказаться у меня в руке. Понятно?
Драган захлопал глазами.
— Если не найдешь камень или я покажу знак – высуну язык – убьешь нас сам до того, как это сделают по приказу Вандерии другие. Стрела в сердце, нож в сердце – неважно, главное быстро. Она же собирается прикончить нас долго и мучительно? Лишим ее этого удовольствия.
— Я могу просто вывести тебя, — повторил он.
— Или делаешь, как сказала, или уходи, — сказала я и кивнула на дверь.
Драган поднялся и вышел из комнатушки.
Как билось мое сердце! Как ни старалась я взять себя в руки, волнение было неискоренимо и мешало. Меня не связали и не подталкивали вперед, я просто шла в окружении здоровых молодцев, готовых пресечь любую мою выходку. Эх, а жаль, что меня не держат – ноги-то дрожат… Стеклышко все так же висело на шнурке, и я в любой момент могла через него посмотреть, чтобы понять, насколько полон зал и привели ли моих друзей. Да, я могла осмотреться, но я этого не делала.
Общая ненависть итак была слишком сильна, она обступала меня со всех сторон эдакой давящей психической субстанцией – так к чему мне еще смотреть на всех этих людей? А Фланы здесь нет, в этом я уверена абсолютно. Она сто процентов заперта где-нибудь, и ее состояние сейчас ничем не лучше моего…
Драган не пришел ко мне, но я пока не делала выводов и ждала. Если он сумеет достать камень и передать мне, то я попытаюсь что-то сделать, если нет – буду надеяться, что он сделает единственно возможное доброе дело и убьет-таки нас самым щадящим способом.
В зале было довольно темно и очень душно, и я надеялась, что в обморок не грохнусь; телом я так и не окрепла, несмотря на хорошее питание. «Бух-бух-бух» звучало в груди и голове, струйки пота стекали по спине, между груди, по вискам, и ладони тоже были неприятно мокрые.
Я не так уж боялась за саму себя, я уже привыкла к опасности. Но я сильно боялась за Зена и Тредена, боялась за Млада и Арту, переживала за Флану. Все они пострадают тоже. Раз десять за этот день я вспоминала рассказ Тредена о Слего, о том, как жестоко с ним обошлись мэзавцы-мерзавцы. Если что-то подобное сделают при мне с моими мужчинами, я просто не знаю, как это перенесу… И Млад… Боже, я не вынесу, если они захотят жестоко расправиться и с ним…
Я ждала гневных и мерзких выкриков, но толпа молчала, если не считать приглушенных разговоров, создающих низкий шум. Когда меня подвели к возвышению, я увидела Зена и Тредена на коленях; у обоих были связаны руки и обоих стерегли всадники. Рыжий, друг Вазраг, повернул в мою сторону голову, и, несмотря на слабое зрение, я увидела выражение его лица. Ну, как увидела – воображение помогло.