Мэза взяла со стола стакан и щедро плеснула в него вина из кувшина. Осушив стакан, она облизнула губы, окрасившиеся от вина в бледно-бордовый, и начала рассказ:
— Я и сама родилась в империи, в двенадцатом ов-вене отца Хауна. Как только у меня начались регулы в тринадцать лет, на моем плече выбили знак мэзы и стали готовить для Хауна. Хаун… он никогда не причинял мне боли и не говорил дурного, но все-таки он меня пользовал, пользовал как вещь, и никакого благоговения перед ним я не испытывала, только страх. Я была плохой мэзой… Год я прожила во дворце и так и не забеременела. Тогда меня подарили одному из ни-ов, всаднику. Он тоже сначала был ласков, но скоро я стала его раздражать. Он хотел от меня то, чего я не могла ему дать – хотел страсти, огня, а я его боялась и зажималась. В отместку он начал меня бить – осторожно, чтобы не оставалось следов, и каждый раз потом извинялся, но после все становилось хуже… Он называл меня холодной рыбиной, пустой бабой, угрожал, что сдаст меня в декоративки... Я молила богов о беременности, но она не наступала. Я саму себя ненавидела и считала недостойной; я отощала так, что у меня даже волосы стали выпадать.
Женщина прервалась и снова взялась за кувшин. Наполнив свой стакан, она вопросительно посмотрела на меня. Я кивнула, и мой стакан она тоже наполнила. Смочив горло, мэза проговорила горько:
— Так тебе, декоративке, представлялась сытая жизнь мэзы?
— Так, — кивнула я. — Я всегда знала, что между мэзой и декоративкой в империи нет разницы, что и те и другие – вещи.
— Верно. Я была вещью три года, пока не встретила одного ни-ов... Он был совсем не красивый, ростом не вышел, тощий, слабый. Простужался от слабого ветерка, и, так же, как ты, плохо видел. Однако он был ни-ов и отец Хаун дорожил им, а Шариан, ведун, советовался с ним. Потому что он был умный, очень умный… и очень добрый.
— Как звали этого ни-ов? — спросила я, затаив дыхание. — Может, я слышала о нем?
— Вряд ли, он умер еще до твоего рождения, и в империи – я знаю точно – постарались быстро о нем забыть. Так вот, этот ни-ов как-то зашел в дом моего хозяина и увидел меня. Увидел – и пожалел. Пошел к отцу Хауну с просьбой, чтобы меня передали ему; обещал много денег. Хаун согласился, да и мой бывший хозяин тоже был рад от меня избавиться: он боялся, что я отощала от болезни и умру, ведь если бы я умерла в его доме, с него бы потребовали много золота.
У меня появился новый хозяин. Тогда мне было все равно, кому принадлежать, я боялась, как бы меня, пустующую третий год, не перевели в декоративки, и порой ночами мечтала о смерти. О, как я себя не любила… Этот мужчина, мой новый хозяин, относился ко мне с уважением, очень заботился обо мне, но я уже дважды обжигалась на такой ласке и знала, что она быстро может закончиться. Я от него ждала плохого, вела себя скверно, чтобы он злился, а он только улыбался и покорно сносил все мои выходки. Я все ждала, когда он придет ко мне, чтобы попользовать, но он не приходил. Тогда я сама к нему пришла и сказала, что хочу родить Ниэраду ребенка, хочу стать настоящей мэзой, матерью. Он грустно улыбнулся и ответил, что я сама ребенок…