— Меня-я-я? — возмутилась девушка, и, развернувшись, весело и нахально разъяснила, что всегда была сильной и если бы кто-то к ней полез, она бы ему оторвала все загребущие части тела.
Только вот во взгляде всадницы промелькнуло что-то такое, что шло вразрез с ее словами и тоном. Флана отвернулась и усерднее потянула меня за собой; я не стала допытываться, что там было или не было в ее судьбе. Не мое это дело.
— А ты вот маленькая, худющая, слепая и слабая, так что тебе без меня никуда нельзя, — продолжила всадница.
Услышав о себе столь нелестное мнение, я сразу ощетинилась, но, поглядев в спину шедшей впереди валькирии, передумала возмущаться. Физически я такая и есть: уязвимая худая девочка, которая не видит дальше своего носа. Забавно, учитывая, что дома я считалась высокой девушкой, да к тому же была полненькой и выделялась среди тонких да звонких подружек.
— Ничего, я тебя откормлю, закалю, крепкой станешь, — пообещала Флана. — Но пока без меня и носа не суй за порог комнаты.
«Есть, капитан».
Комната, принадлежащая Флане, была самой дальней в этой части этажа. Войдя, я ничего не смогла разглядеть, так было темно, и застыла в нерешительности. А вот всадница легко сориентировалась в этой темени: нашла, что нужно, и зажгла факел. Когда факел разгорелся, у меня появилась возможность осмотреться да пройтись. Комнатенка оказалась весьма скромных размеров, да еще и странной вытянутой формы, единственное узкое окошко было закрыто, трещины в стенах замазаны глиной, а стены «подкопчены» в местах, где к ним крепятся факелы. Хорошо хоть камин есть, правда, маленький, чернющий, и, кажется, давно не топленый; перед ним, вопреки обыкновению, не стояли стулья или кресло, а валялись какие-то железяки.
Дальше, под странной подпоркой, стояла простая низкая кровать, которую тоже использовали не по назначению – на ней лежали пустые мешки, свернутое полотно, рваные брюки… Рядом с кроватью стояли деревянные ящики. Один из них был открыт. Наклонившись, я увидела в нем железные крючки, металлические стержни и прочие неопознанные мной мелкие железяки.
Ни тебе стола, ни стула, одна только кровать, да и та используется как подставка для хлама. Я поежилась: холодно.
— Я здесь не живу, — объяснила всадница, шмыгнув носом. — У меня есть свой удобный закуток в другой башне, где мы держим наших гуи, там я и ночую.
Я кивнула. То, что здесь не живут, видно сразу.
— Каждому всаднику полагается отдельная комната?
— Да.
«Интересно, Зену дадут отдельную?», — подумала я, и сразу же поругала себя за то, что им интересуюсь. Мне нет дела до того, где и как живет этот желтоглазый. Мы теперь сами по себе.