— Действительно, чего это я такая злющая? Меня всего-то похитили, клеймили, били, собирались насиловать…
— Потому и били, что язык за зубами держать не умеешь.
— Знаешь, Треден, я уже большая девочка, меня поздно переделывать. А Зен, он сам цепляется ко мне.
— Ничего не поделаешь: будет и цепляться, и смотреть… — промолвил Треден. — Сама знаешь, почему.
— Знаю, — тихо-тихо подтвердила я и решилась признаться: — Я вас покину. Моя цель Мэзава.
— Это лучшее место для тебя…
— Не говори Зену. Он это может нездорово воспринять.
— Когда будет подходящий момент, я сам помогу тебе уйти, а позже все объясню ему.
Я кивнула и, прищурившись, посмотрела туда, где сидел Зен. Млад, словно почувствовав, что у желтоглазого на душе неспокойно, подошел к нему и опустил свою огромную морду ему на колени; мэнчи принялся почесывать его между ушами.
«Все-таки он зверь», — подумала я, но не о волке.
Мы пробыли в пещере два дня, и это были непростые дни. Усталость, не слишком оптимистический настрой и внутреннее раздражение сделали нас вспыльчивыми и недовольными. Птенчик, наоборот, радовался остановке и, сидя в своем гнезде-сумке, радостно и бодро сводил нас с ума криками, хотя поводов для криков не было – его и кормили, и развлекали. Млад недобро косился на это крикливо-визгливое существо, пока его терпение не лопнуло и он не попытался сожрать это самое существо.
Я, естественно, встала на защиту своего пернатого подопечного, а Треден встал на защиту меня. Отогнав от нас злобно порыкивающего волка, бородач предупредил меня:
— Посмотри-посмотри, какое чудище ты решила воспитать! С ним маленьким уже не совладать, а что будешь делать, когда подрастет?
—А я рада, что он такой шумный! — возразила я нахально. — Это значит, что он здоров и активен, и, как и всякий ребенок… то есть зверенок… то есть птенчик, шумен!
— Млад у меня шум не любит, так и знай – зазеваешься, проглотит твоего ребенка-зверенка-птенца!
— Пусть только попробует! Если проглотит, я ему брюхо распорю и птенчика своего вытащу!
— Что-о-о-о? — всерьез рассердился простак Треден, который все никак не мог привыкнуть к моей манере насмешничать и возражать. — Ежели ты моего волка тронешь, я тебе голову-то откручу, хоть гавкать перестанешь, собака ты брехливая!
— Догони сначала, пень трухлявый!
— Хватит! — рявкнул Зен, выходя из транса задумчивости, и поднялся. Как только мэнчи подал голос и встал, все затихли: мы с Треденом замолчали, птенец прикрыл клювик, а Млад перестал тихо ворчать-рычать. У Зена был авторитет, потому что что он среди нас самый сильный и приспособленный к выживанию, и мы вольно или невольно подчинялись ему. — Я выйду осмотреться, посмотрю, как лег снег и решу, как нам будет безопаснее идти. Вернусь к вечеру. Не грызитесь.