Я перепугалась не на шутку, но сумела взять себя в руки.
— Идиот, — выдохнула я зло, и пихнула его в бок, — какие еще ласковые слова и взгляды? Какое еще хлопанье ресничками? Это была ирония, сарказм… Ни одному мужику или мэнчи в этом мире от меня никогда не дождаться ласкового слова, понятно тебе? Как ты вообще до этого додумался? Голова после мороза плохо работает?
Зен продолжал держать меня за руку, и взгляд у него по-прежнему был острый, злой и... мужской. Я поняла вдруг, откуда такая вспышка, и вместе с удивлением испытала ужас.
Он по-прежнему меня хочет! И защитил от ни-ов не потому, что соблюдал нашу чертову договоренность о взаимопомощи, а потому что давно уже считает меня своей. Да, многие люди готовы всем жертвовать и рисковать во имя принципов, договоренностей, выгоды… но здесь другое. Примитивное, опасное. То, что я увидела в его глазах, когда мы впервые встретились, и позже, когда его руки оказались у меня под свитером.
И так же, как и тогда, ситуацию разрядил Треден.
— Зен? Ирина? Чего шумите?
Зен отпустил меня, и я с гордым и оскорбленным видом поправила рукав тулупа, затем встала и вернулась к своему месту для сна. Сердце бешено колотилось, руки тряслись; меня даже стало мутить. Я села спиной к стене и стала переплетать косу, чтобы этим простым действием успокоить себя.
Зен – идеальный защитник. Так и просится сравнение с волком, оберегающим свою добычу… С одной стороны, путешествовать с ним безопасно и удобно: он и еду может раздобыть, знает, как защитить, вытащит из любой передряги. С другой стороны, он для меня и есть главная опасность. Он, конечно, держит себя в руках, но, учитывая, какие мы взрывоопасные и гордые, в очередном споре выдержка может ему изменить и он либо ударит меня снова, либо завалит, как… декоративку?
Напуганная и переполошенная, я перепутала пряди. Пришлось распутывать. Треден тем временем успел подняться, наведаться в другой дальний угол, чтобы помочиться, вернуться, поругать Зена за то, что он толкнул котелок и немного пролил из него и подойти ко мне.
Присев, бородатый мэнчи сказал тихо, чтобы только я слышала:
— Норов у тебя дурной, а язык поганый. Кого угодно до беды можешь довести.
— Спасибо, Треден, за комплимент.
— Во-во, я об этом. Цедишь слова непонятные с умным видом… Не дразни парня. Он и так взбаламученный, вся жизнь под откос, а тут ты…
— Что я?
— Все ты понимаешь, — упрекнул Треден. — Тебе бы лишь поперек сказать, ядом плюнуть. Сколько ни гляжу на тебя, а понять не могу, чего ж ты такая злющая-то?